Брайан Стейвли - Клинки императора [litres с оптимизированной обложкой]

– Непременно, – ответил Шьял Нин. – Я попрошу Чалмера Олеки зайти к вам в ваши покои. Он знает об истории Ашк-лана больше, чем кто-либо.

– Премного благодарны, – кивнув, сказал Адив. – В таком случае до вечера, Ваше Сияние!

Он снова преклонил колено, опустив голову, и Ут рядом с ним повторил его движения.

– Встаньте, – приказал Каден, мгновенно почувствовав, насколько утомительно будет повторять это простое слово снова и снова, обращаясь к мужчинам и женщинам всех сословий, вплоть до конца своей жизни.

Лишь когда они удалились в отведенные им комнаты и во дворе вновь воцарилась тишина, Каден вдруг понял, что так и не знает, как именно умер его отец. Как ни странно, ему не пришло в голову спросить об этом.

«Я не готов».

Эта мысль изводила Кадена, словно обрывок глупой мелодии, крутящийся в голове. «Я не готов». Он сидел на том же стуле, что и три ночи назад, и настоятель, как и тогда, молча сидел за своим столом. В очаге горел неяркий огонь, наполняя комнату запахом дыма и можжевельника и изгоняя из нее холодный горный воздух. Из-за окна до Кадена доносилось блеянье коз, которых Фирум Прумм и Гентер Ленг загоняли в хлев для дойки. Все было по-прежнему, и тем не менее все изменилось. Правда, старый монах пока не начал падать перед ним на колени или называть его «Ваше Сияние» – и Каден был глубоко ему за это благодарен, – однако спокойный взгляд голубых глаз Нина стал по-новому отдаленным, словно настоятель уже распрощался с ним.

– Боюсь, из меня все же не получится хороший монах, – в конце концов начал Каден, слабо рассмеявшись.

– Жизнь длинна, – ответил настоятель, – и наши пути бесчисленны.

Каден покачал головой, снова ощутив всю абсурдность происшествий последнего часа.

– Я не готов.

Ну вот. Он произнес это, и после того как он это произнес, остальные слова хлынули сплошным потоком, словно он вытащил пробку у основания большого бочонка:

– Я так ничему и не научился! Я ничего не знаю! Вы обучали меня быть монахом, а не императором!

Старый монах приподнял бровь, но больше ничем не отреагировал на его вспышку. Неделю назад после подобной тирады Кадену пришлось бы пятикратно обежать Вороний Круг или провести ночь на Когте – и он понял, что был бы рад, если бы настоятель ответил ему, как раньше, резкой отповедью, приказал бы ему перестать строить из себя ребенка и совладать со своими эмоциями, а потом послал бы его таскать воду из черного пруда. «Но императора не пошлешь таскать воду», – подумал Каден. И в самом деле, ответ Нина был спокойным и взвешенным:

– Как я уже объяснял, ты был послан сюда не для того, чтобы стать монахом.

Каден открыл рот, собираясь ответить, и снова закрыл, поняв, что сказать ему нечего. Немного подождав, монах продолжил:

– Я вдвойне сожалею о твоей утрате. Во-первых, потому, что каждый сын должен иметь возможность узнать своего отца – не как ребенок, понимающий, что отец его защищает, но как мужчина мужчину. И однако более насущная моя забота – это беспокойство об империи. Как ты и сказал, Санлитун умер прежде, чем успел завершить твое образование. Он должен был обучить тебя тонкостям политики – тонкостям, о которых мы здесь ничего не знаем. Аннур – самая могущественная империя со времен падения Атмани. От твоих знаний будут зависеть судьбы тысяч, миллионов людей.

– И еще врата, – добавил Каден, выглядывая в окно, словно надеялся найти какой-нибудь выход среди видневшихся снаружи остроконечных горных вершин. – Я ведь так и не достиг ваниате. Я не могу использовать врата.

Настоятель серьезно кивнул.

– Ты близок, очень близок, но это не считается. Если ты попытаешься пройти через кента, не достигнув ваниате…

Он покачал головой и махнул покрытой старческими пятнами рукой, указывая на окружавший их воздух.

– Пустой Бог, – договорил за него Каден.

– Пустой Бог, – подтвердил Нин.

Поколебавшись, Каден задал еще один вопрос:

– А они есть здесь, в монастыре? Кента? Я могу их увидеть?

Настоятель покачал головой.

– Ишшин обычно строили свои крепости рядом с вратами, чтобы их охранять, но в Ашк-лане… мы не знаем, кто заложил эти фундаменты, но кента здесь нет. В противном случае твой отец мог бы навещать тебя. Многие из них были утрачены, но насколько мне известно, в радиусе сотни лиг отсюда нет ни одних кшештримских врат.

– Так значит… что? – спросил Каден. – Я должен возвращаться в Аннур. Это займет несколько месяцев, даже если мы поплывем от Изгиба на корабле. Но по словам Адива, у меня нет нескольких месяцев.

– Ситуация необычная, – отозвался Нин. – И твой отец, и его отец оставались здесь до завершения своего обучения. Возможно, нам удастся убедить Рампури Тана тебя сопровождать.

Каден подавил истерический смешок, но Шьял Нин уловил выражение на его лице.

– Что-то в этой идее тебя беспокоит? – спросил он.

– Я просто представил себе, как буду принимать придворных, по уши закопанный в землю, – ответил Каден. – Моим подданным придется преклоняться передо мной прямо в сортирах, которые я буду чистить!

– Тебе будет нелегко, – согласился настоятель, кивнув лысой головой. – Но тем не менее я не вижу другого выхода.

– А что насчет Акйила? – спросил Каден, впервые вспомнив о своем друге.

Нин приподнял бровь.

– А что с ним?

– Может ли он…

Каден осекся. Одно дело, если делегацию будет сопровождать Рампури Тан. И совсем другое – ожидать, что Акйил вот так запросто возьмет и покинет монастырь. Монахи были свободны приходить и уходить, когда им вздумается, но Акйил все еще был учеником. До тех пор, пока он не закончит обучение, он не покинет Костистых гор.

– Нет, ничего, – буркнул Каден.

– Не стоит так крепко привязываться к вещам, – посоветовал настоятель, и в его голосе было на капельку больше мягкости, чем обычно. – Ты должен быть готов отпустить все: дом, друзей, семью, даже себя самого. Лишь тогда ты будешь свободен.

– Ваниате, – устало проговорил Каден.

Настоятель кивнул.

– Скажите мне одну вещь, – после долгого молчания продолжил Каден. – Вы действительно верите, что кшештрим все еще где-то здесь, таятся, что-то замышляют?

– Я верю тому, что могу видеть, – отозвался настоятель. – Сейчас я наблюдаю, что этим миром правят люди, хорошие или плохие, отчаянные или принципиальные. Я могу быть не прав – Эйе свидетельница, что это будет не в первый раз, – но пока что я не вижу никаких кшештрим.

– Но Тан…

Прежде чем Каден успел закончить фразу, дверь рывком распахнулась, и в комнату широкими шагами вошел Рампури Тан, словно призванный сюда упоминанием своего имени. В одной его руке был кусок пергамента, в другой – странное копье-накцаль. На его лбу набухли капли пота, челюсти были крепко сжаты.