Кшиштоф Пискорский - Тенеграф [litres, edited]

— Войдите, — раздалось наконец откуда-то из-за спины, из слепого конца улочки.

И’Барратора улыбнулся и пошел в ту сторону, сконфуженный Хольбранвер ткнулся было к двери, но прежде чем успел что-либо произнести, фехтовальщик растворился во мраке. Когда ученый приблизился, он увидал лишь густую черноту, распятую в углу стены словно саван. Сжал зубы и вошел в нее. На миг ослеп, в голове его закружилось, а по спине ледяным ручейком потекли мурашки.

Потом он столкнулся с И’Барраторой, неловко толкнув его, щуря глаза, словно младенец, ибо из темноты улицы они перенеслись в освещенное рядами свечей помещение. Когда снова вернулось зрение, перво-наперво он рассмотрел кроваво-красные оттоманки, потом медный столик с кальяном, стойки со свитками. Только потом он заметил встающего с подушек хозяина.

В одной руке Хасим держал бокал толстого хрусталя. Танцевали на нем искры света, выстреливая в темный потолок. Благодаря ожерелью с драгоценностями и тюрбану с золотым наголовником, казалось, что он окружен ореолом, словно ангел на картине. Однако лицо внутри этого ореола совершенно не выглядело святым; покрытая черной щетиной физиономия, исхудавшая, бледная от недосыпа, испещренная морщинами.

— Дела идут худо? — спросил Арахон. — Выглядишь ты так, словно от тебя жена сбежала, прихватив кошель.

— Жена в порядке, как и кошель. С ними все даже лучше, чем нужно, поскольку оба толстеют на глазах, — Хасим слабо улыбнулся.

Он отставил бокал и подошел обнять друга. Его тонкие крепкие пальцы, унизанные перстнями, похлопали фехтовальщика по спине.

— Есть какое-то движение, — прошептал тенемастер ему в ухо, удерживая Арахона в слишком долгих объятиях. — Ребро Севера дрожит каждый вечер. Тени — в беспокойстве. Кто-то прибыл в город. Очень сильный тенемастер или антигелион.

— Анти… — запнулся Арахон, освободившись, наконец, из объятий приятеля.

— Не говори, что ничего не ощущал.

— А я должен был?

— Да, должен был. Коппендам, помнишь? Ты был в глубокой тенесторонности, куда спускаются лишь обученные мастера. Это всегда оставляет след. Как сломанная кость, которая болит на перемену погоды.

— У меня в последнее время были дела поважнее, чем прислушиваться к собственным костям.

Однако он понимал, о чем говорит Хасим. Ощущал это раза три. В первый раз — на складе, в портовом квартале, когда скрестил оружие с таинственной женщиной. Второй раз — на Монастырском взгорье, вскоре после того, как спас Хольбранвера. Третий раз у Иоранды. В ту самую ночь, когда погиб Ключник Купола.

— Это плохо, очень плохо, — сказал Хасим. — Может, ты услышал бы нечто полезное. Может, тогда и вовсе не пришел бы сюда.

— Ты слишком много пьешь.

Воспользовавшись тем, что они на миг замолчали, подал голос Хольбранвер:

— Антигелион? Человек, который продался теням?

— Нет, господин королевский ученый, — сказал хозяин. — Существо тени, которое перешло на нашу сторону и паразитирует на живом человеке. Ничего странного, что об этом не писали в твоих книгах. Это магия, которую практикуют лишь на далеком Юге почитатели тьмы, слуги Эбеновой Госпожи.

— Невозможно! — запротестовал Хольбранвер. — Есть существа света — и существа тени. И нет ничего, скажем так, между…

Хасим проигнорировал ученого. Обратился к И’Барраторе:

— Куда ты хочешь попасть?

Арахон подошел к разложенной на стойке карте Серивы. Хольбранвер заметил, что нанесена на нее черная чернильная сетка, геометрическая паутина, опутывающая город. Возле каждой линии виднелась крохотная надпись червячками анатозийского алфавита — тенесторонности, деклинаторы, углы входа и выхода.

И’Барратора ткнул пальцем в точку в северной части города.

— Каса Вилетта. Получится?

— Да. Но в обход, по серьезной тенесторонности. У них там неплохой тенемастер, он настороже и днем и ночью. И не могу гарантировать, где вы выйдете. Я слышал, что старый Ламмонд отдал сундук золота, чтобы обестенить имение. В самых важных местах, таких как сокровищница, спальня, кабинеты, ничто уже не отбрасывает тени.

— Какой путь ты предлагаешь?

— Три трансъединения, здесь, здесь и здесь. Не хочу накладывать на вас большее число слоев, потому что складка предупредит других тенемастеров. Вместо этого мы уйдем в тенесторонность. Будет неприятно, ты знаешь. Но — справишься.

— А не лучше ли пройти через портовую башню? Оттуда ты можешь трансъединить просто в имение…

Не понимая ничего из этого разговора, Хольбранвер решил повнимательней осмотреть помещение.

Было оно округлым, с низким тяжелым потолком, возведенным на анатозийский манер. В стенах виднелись крохотные окошки без стекол. За ними близкий свет луны обмывал крыши Серивы, башни подле Площадей Шести Родов, маяк в северном порту, высокие, поддерживаемые немногочисленными колоннами, стены Базилики Светосхождения. Еще одно окошко выходило на Треснувший Купол.

Маяк… базилика… купол. Хольбранвер не понимал, как это возможно. Был он некогда на маяке — базилика оттуда казалась крохотной, а Площади Шести Родов заслонял массив Голодной Башни. Он не родился в Сериве, но знал ее настолько хорошо, чтобы, пытаясь представить себе, в какой точке находится мастерская, чувствовать лишь головокружение.

Как если бы карту, над которой стояли И’Барратора с Хасимом, кто-то сжал в горсти и скрутил так, чтобы здания, разделенные многими милями, оказались рядом.

Хольбранвер понял. Тут даже окна вели в тенепространство. Они не находились в низком домике в Квартале Ремесленников. Возможно, они не были даже в Сериве.

Он почувствовал себя нехорошо при мысли, что они полностью отданы в руки тенемастера с подозрительным изможденным лицом. Захоти он по какой-то причине заключить их под стражу, а им пришлось бы его убить, они не знали бы, как отсюда выйти.

Хольбранвер почувствовал тот же липкий ужас, который часто ощущал в небольших помещениях. Даже окна не помогали — он ведь знал, что они фальшивые. Пульс его ускорился. Он с трудом мог контролировать дыхание.

Тем временем фехтовальщик и тенемастер закончили планировать путь.

— Еще один вопрос, — начал Арахон. — И адресован он тебе, господин ученый.

— Сколько вы мне заплатите? — спросил Хасим без уверток, оглаживая пальцами бокал.

— Простите, что?

— Кажется, я выразился предельно ясно… Сколько я получу денег? Вы ведь не думали, будто все станут подставлять свою шею лишь потому, что у вас такие проблемы с дочерью.

Хольбранвер открыл рот, закрыл, открыл снова, будто рыба, вынутая из воды.

— Ну… пусть будет три эскудо.

— За три эскудо я не отворю тенеукорот даже в подвал. Нет, господин ученый. Я знаю, что вы — любимчик короля. А потому — давайте, шире кошель. Назовите новую цену. Такую, что меня приятно удивит. Иначе — никакого перехода.