Кшиштоф Пискорский - Тенеграф [litres, edited]

Мы отступали под градом ударов, согнувшись, как дети во время бури.

Существо выросло до потолка, расставленные клинки походили на зубы все шире распахивающейся пасти.

Это не могло продолжаться долго. Князь снова крикнул:

— Уходи! Спасайся!

Я понял.

Чтобы все так бесславно не закончилось в ночь праздника Джурхад, кто-то из нас должен бежать. Вместе у нас не было шансов, а Якобо не умел открывать укороты.

Даже у меня был всего лишь один крохотный шанс.

И шанс этот давала тень Черного Князя, в свете сияющего существа густая, как смоляное пятно.

На мгновение мы с Князем встретились взглядами. Я кивнул ему и отдал честь, приложив эфес ко лбу.

Тогда Черный Князь, трехкратный мастер фехтования Вастилии, человек, который некогда потрясал двор, предводительствовал во время легендарной битвы под Риазано, а потом дал Сериве ее короля, ринулся в последний бой.

Бросился он прямиком на четыре меча, я же упал на колени, на его тень, пульсирующую в такт молниеносным движениям. Погрузил в нее руки и начал открывать туннель. Знал, что у меня есть лишь несколько секунд. Не было у меня времени следить за поединком — явно не худшим, чем бой Арахона с восемью врагами.

Но я знал, что долго он не продлится.

Когда туннель был уже почти открыт, в тени Князя, распростершейся подо мною, засветились яркие точки. Я поднял голову и увидел, что его вздымают вверх клинки, прошившие его тело навылет. Воздух наполнился запахом жженой крови и дыма.

И тогда я открыл укорот.

Нырнул в него, словно в прорубь, в последний момент краем глаза увидев, как Якобо Д’Эрзан, герой Риазано, возносится под потолок и его разрывает в клочья одним движением сияющий ангел войны.

Капли крови брызнули на окруженное ореолом лицо.

Тень исчезла, но я был уже по ту сторону, в укороте, который вел такой тенесторонностью, какую только и могло вынести человеческое тело.

Однако противник не остался на светлой стороне. Он ворвался в тенепространство следом за мной и мчался, будто разъяренный слон, ломал противотечения, словно галеон, режущий волны, разбрызгивая во все стороны пену тьмы.

Вырвал он из-за пояса бич чистого света — нечто немыслимое в тенепространстве, щелкнул им и попал мне по плечу. Не в мое человеческое тело — в меня.

Сильнее внезапной боли меня испугало то, что ему хватило одного взгляда, чтоб понять то, чего не понимал никто на светлой стороне: что Ирахон — лишь моя марионетка.

Мне должно было уйти от своего преследователя. Если бы я сейчас отворил укорот куда-нибудь в Сериву, он отправился бы за мной, выскочил из мрака, как проклятущий сверкающий кит, и зарубил бы меня своими четырьмя световыми мечами, прежде чем я пошевелил бы пальцем. Разве что…

Внутри тенеукорота я отворил новый, прямиком в глубочайшую тенесторонность, до которой я только сумел дотянуться.

Соединенное со мною человеческое тело ответило вспышкой боли. Его плотно объяло кипящее одеяло тьмы. Я отскочил от предательского течения, которым нормального человека разорвало бы в клочья. Замороченный болью, я с трудом мог заставить ноги марионетки сделать несколько шагов, а потом снова отошел в сторону.

Сияющий силуэт вывалился из укорота сразу за мной.

И мигом столкнулся с мощными противотечениями, которые попытался одолеть грубой силой. Я же тем временем отворил укорот в светлый мир, даже не представляя, где вынырну.

Выпал я из какого-то шкафа, дымясь и воняя паленым мясом, с дымящейся шпагой в руках, а семья горожан, с которыми я столкнулся, подпрыгнула чуть ли не до потолка.

Толстая женщина с писком выронила котелок с едой, дети подскочили с мест, старик таращился, раззявив рот, в котором торчали три последних зуба. Я нырнул в тень духовки, чувствуя, как подгибаются подо мной колени. Каждый мой шаг мог оказаться последним.

В духовке я сделал еще один укорот, на случай, если Сияющий сумеет отследить тот, который я делал раньше.

Вывалился я на что-то твердое и покатился по полу. Глаза мои атаковали сотни световых игл — звезды, высыпанные на темно-синюю тарелку, раскинувшуюся над головой. Был здесь также и обелиск, устремленный вверх, словно палец.

Каким-то чудом я попал в Треснувший Купол.

Я был ранен, я и мое тело, все еще дымившееся: волосы мне опалила жуткая жара тенесторонности дарфур . Мы оба постанывали от боли и оба теряли сознание от усталости.

Нет, это я терял сознание в двух телах, одновременно истекая кровью — как тень и как человек.

Сплавившиеся вместе под действием жара и давления больших тенесторонностей, мы соединились узами боли, ставши наконец-то одним целым.

Мне показалось, что перед тем как я потерял сознание, круг, наполненный звездами, превратился в зеркало. Я видел в нем собственное лицо: лицо Арахона, нависшее над моим.

Я хотел что-то сказать, но провалился во тьму.

Снилось мне, что я умер и что снова нахожусь в доме на улице Дехиньо, а рядом со мной сидели и смеялись Иоранда, Д’Ларно, Камина, Саннэ, Хольбранвер. И Хенсе — женщина, которую любил Герт. И жилистая бабка Кальхиры со своей ироничной всезнающей улыбкой на губах.

А потом над моим лицом нависла морда лисы, заслоняя небо, и долго задавала вопросы холодным человеческим голосом.

— Дураки.

Это было первое, что я услышал, открыв глаза.

— Только дурак сует руку в огонь. Только дурак прыгает в бочку с кипятком, не попробовав сперва пальцем. Как ты мог быть таким наивным? Особенно ты! Ты ведь видел тенеграф!

Я пытался встать, но что-то дернуло меня вниз, врезаясь в плечи и бедра. Я был привязан к лавке в темном помещении с одним прикрытым светильником. К тому же либо у меня кружилась голова, либо пол качался.

Через минуту я понял, что каждое движение пола заканчивается легким рывком. До ушей моих донеслось потрескивание линей. Я был на корабле, пришвартованном у берега. Неужели это галера, которую мы безрезультатно искали с Князем? «Морской Змей»?

Я с трудом повернул голову, чтобы увидеть собеседника.

Легион.

Она сидела на столе подле лавки. Короткие волосы ее блестели в узкой полоске света. Морщинки вокруг губ приподнялись в ироничной улыбке.

Только теперь, увидав ее стальные глаза, я вспомнил, где видел ее недавно.

— Ты была… на балу, — сказал я. — Танцевала со мной.

— Верно. И в отличие от тебя и того толстого паяца мы не любим наносить удары вслепую. Мы предпочитаем знать, с чем имеем дело. Во дворце мы были именно для этого. Хотели увидеть собственными глазами. И тогда появились вы. Мы полагали, что смерть тебя чему-то научила, Арахон И’Барратора.

— Я не знал, что нас ждет.

— Правда? Может, пошевели вы мозгами и расспроси сперва слуг и придворных, узнали бы вы, что вот уже месяц как никто не может входить ночью в восточное крыло. А от тех, кто обитает ниже Площади Врат, вы могли бы узнать о странных ночных огнях во дворце. О большой сияющей фигуре, которая порой появляется на террасе. Знаков было предостаточно, Арахон И’Барратора. Вы пропустили все, уменьшая и свои, и мои шансы. Теперь он знает, что кто-то его увидел. Станет осторожней. Поспешит со своими планами. А это для нас очень плохо. А еще хуже — для тебя.