Сергей Мясищев - Обреченный на скитания. Книга 8 [CИ]

Вендел был зол. Гафлер это понял, едва вошёл в кабинет начальника.

— Этих… дворян имперских на нижние уровни, в забой. Всех… — вместо приветствия прорычал начальник шахты. — А эту девку, что в водоносах числится, приготовь к выходу. За ней придут.

— Дык, это, — недоуменно проговорил старший надсмотрщик, — которую-то? Две их там. Обеих — иль как?

— Ты что издеваешься? — заорал Вендел. — Я что, непонятно сказал?!

— Понятно. Чо орать-то, — негромко отозвался гном, — надо, так надо.

— А то и ору, что на моей шахте устроили приют для девиц! — немного успокоившись, отозвался Вендел. — Приказ короля! Приготовить девицу! Когда придут, кто, зачем? Они там все всё знают, а мы тут… крысы пещерные. Зачем нам эт знать!

Справа на стене, в небольшой нише на уровне глаз начал дёргаться сигнальный колокольчик величиной с грецкий орех. Вендел нахмурился:

— Опять тварь с нижнего уровня прорвалась. Да откуда они лезут? — гном грязно выругался. — Ну, чо стоишь? Я, что ли, должен туда бежать? Твой эт участок или чей?

— Ага, — только и ответил Гафлер, выскакивая от начальника. Старший надсмотрщик бегом направился на нижние уровни, прыгая через ступеньки довольно крутой лестницы.

Уже на своём, третьем уровне перешел на шаг. К нему подскочил вооруженный огромным топором главный охраняющий Расси:

— Опять на восьмом уровне сигналка сработала. Тварь уже на седьмой уровень поднялась.

— Мароец-кувалда там? — на ходу поинтересовался Гафлер.

— Там, — кивнул охраняющий.

Дальше они шли молча, думая каждый о своём.

На седьмом уровне их встретил щуплый Отош. В силу своей исключительной худобы и болезненности он отвечал за связь. Кроме того, его изобретательный ум очень пригодился в создании механических устройств оповещения. Магия на руднике не работала, и его изобретения тут очень ценили.

— Это не тварь была, это человек. Мароец его завалил, — сообщил связист и добавил: — по ошибке.

— «По ошибке»… — передразнил Гафлер, направляясь к охранникам, стоявшим полукругом. — Когда уже думать начнёте? Тут каждый узник на счету, а вы силу свою показываете, — бурчал старший, подходя к высокому, почти обнаженному человеку, распластавшемуся на земле. Перепутанные волосы, довольно внушительная борода, грязное тело, оборванные штанины — всё говорило, что в подземельях тот провёл не одну неделю. Под головой поверженного узника расплывалась лужица крови.

— Убил? — тяжело спросил старший.

— Та не-е, — прогудел широкий в плечах гном, — я ж его пустотейкой. А он хлипкий какойтось оказался. Я ж его чуток токо стук, а он брык. И лежит. Но вроде дышит.

Расс наклонился над головой узника:

— Ну-ка, посвети, — кинул он в сторону. Ему поднесли масляный светильник. Приподняв голову человека за волосы, начальник охраны внимательно посмотрел и вынес вердикт: — На позапрошлой неделе один пропал из клети. Точно он. За своеволие наказали, а он, дурень, сбёг. Ну вот, получается, и вернулся.

— Тяните его к «дворцовым», — устало сказал Гафлер, — приказано их на шестой уровень в забой. Так что тяни его к ним. И в кандалы его, раз уж такой прыткий. Пущай на цепи в пятнадцатом забое сидит. Оттуда не сбежит.

Испытания, выпавшие на долю принцессы империи, сильно изменили её и внешне, и внутренне. Теперь это была уже не та наивная девушка с открытым сердцем и доброй душой. Нет, она не озлобилась на весь мир, но стала более замкнутой, более подозрительной, более недоверчивой к людским словам.

Она каждый день видела страдания тех, кто когда-то блистал на дворцовых балах. Видела, как ломаются, казалось бы, несгибаемые бароны. Видела, как опускаются до состояния нищенок блистательные баронессы.

Но, слава Единому, не все. Далеко не все. Дворяне и их слуги, попавшие в этот рудник после переворота в империи, держались вместе. Именно это и позволило многим сохранить человеческое лицо. Местные душегубцы и прочие преступники быстро поняли, что в этих дворянах есть нечто, отсутствующее у них: чувство собственного достоинства и понятия чести и совести. После целого ряда стычек каторжная братия смирилась с непокорностью и вызывающим поведением дворян. Их и прозвали «дворцовыми».

Принцессу Весту дворцовые узнали в первые же дни и, несмотря на собственное бедственное положение, оказывали ей всяческое уважение. Противников же такового среди дворцовых быстро не стало. Их не стало вообще. Переметнувшись, казалось бы, к более сильной каторжной братве, но не зная их волчьих порядков, практически все перебежчики поплатились за это своими жизнями.

Веста видела эти бесславные смерти молодых людей. Видела сексуальные издевательства над когда-то гордыми баронессами, по малодушию выбравшими каторжанскую братву. Эти «зрелища» очень сильно повлияли на принцессу. Сначала она боялась такой же страшной участи, но прошло время, она устала бояться — и стала равнодушна к своей судьбе.

Но её берегли. Берегли все дворцовые, не сговариваясь и без принуждения. Не раз Весте приходилось буквально выхаживать тех, кто вставал на её защиту: её защитников избивали до полусмерти. На руднике за смерть в потасовках жёстко наказывали, поэтому братва умела бить так, чтобы не довести дело до фатального исхода. Но, несмотря на эти побои, каждый раз на защиту принцессы вставал другой — или другая.

Целыми днями принцесса разносила воду по забоям и лечила раны страждущим. При этом она не видела разницы между дворцовыми и братвой, оказывая одинаковое внимание всем раненым и больным.

Когда же главарь местных душегубов попытался овладеть Вестой, принцесса стояла и смотрела озабоченному самцу в глаза. Смотрела спокойно, не плача и не сопротивляясь, лишь шепча: «Прости его Единый, ибо он не ведает, что творит…» И главарь отступил, гнусно выругался и, развернувшись, исчез в темноте переходов.

С подачи ли главаря или по какой иной причине, но каторжная братва, причислив Весту к юродивым, оставила её в покое, и теперь она свободно ходила по всем уровням. Больше попыток изнасилования не было.

После очередной смены Веста пришла в свою каморку. Умылась, причесалась, готовясь ко сну. Соседки по каморке, Ксин, как обычно, не было. Всё свободное время та проводила с оставшимися в живых родственниками. Его — времени — вообще оставалось не особо много: всего два часа днём и несколько часов ночью, так что понятно, почему девушка чаще ночевала рядом с отцом и братом.

Веста уже собиралась снимать платье и ложиться спать, когда дверь тихонько отворилась и вошла Ксин:

— Не спишь? — поинтересовалась она.

— Собираюсь ложиться… — отозвалась Веста. — Сегодня тут ночуешь, или зашла за чем-то?