Данияр Сугралинов - Level Up. Нокаут [СИ]

Поначалу было не по себе.

А потом Хаген всё понял. Как говорил Деметериус, у войны много синонимов: противостояние, драка, битва, столкновение, схватка. Но победы нельзя достичь никогда. У войны, как явления, нет конца. За каждой выигранной битвой идёт другая. Как и за каждой проигранной.

И люди постоянно стремились к победе. Часто ценой жизни: собственной, отряда, армии, а то и целой страны. Из века в век человек, если считать все человечество конкурирующим за жизненное пространство видом, регулярно дрался сам с собой. Совсем как тот чувак из старого фильма, который варил мыло.

Майк даже на свой конфликт с Лоренцо посмотрел иначе. Это было что-то вроде холодной войны. Вся их вражда произошла лишь от того, что они ничего не знали друг о друге, а первое знакомство было в споре. По каким-то там своим тюремным понятиям Лоренцо должен был наказать Хагена, но у него это не выходило: сначала посадили в одиночку, а после выпустили на волю, так как срок отсидки закончился. Но и тут чоло не успокоился: через друзей передал Хагену весточку, что будет ждать его на свободе и там уже прикончит. Хаген слышал достаточно угроз и уже не пугался. Хочет прикончить? Ну, пусть попробует.

Майк подозревал, что подобное глубокомысленное чтение было назначено Деметриусом не только для развития интеллектуальных способностей. Ведь для этого можно было изучать химию или биологию. Английскую литературу XIX века, в конце концов. Но у него всё чаще мелькала мысль, что какая-то неизвестная сила готовит его к чему-то, скрывая истинную цель.

Выходя на ринг, Хаген научился представлять, что он – это маленькая армия, которая ступила на поле боя с другой маленькой армией. Его характеристики – это что-то вроде тылового снабжения. Навыки – ударная сила армии. А в центре – он, Хаген. Полководец. И от того, как он выстроит свою армию, какие войска бросит в бой первыми, а какие прибережёт, зависел исход боя. Планирование поединка вышло на первый план. Конечно, другие заключённые были плохим материалом для тренировки этого умения, но пока что можно довольствоваться и этим.

Ранее в опасные моменты боя Хаген ощущал, что им начинает двигать та самая сила, которая дала ему интерфейс. Именно она помогала выстоять в схватке с противниками гораздо сильнее него. И поначалу внушала страх, а теперь Хаген понял, что сила – это он сам. Даже если внешняя сторона и была, то дрался-то Хаген. И побеждал он, а не неизвестное нечто.

По крайней мере, он был в этом уверен.

Но посмотреть телевизор иногда тянуло. После чтения, изучения испанского и уроков русского у Романа хотелось расслабиться, дать разуму прийти в себя перед началом тренировки.

Однажды Хаген сидел на стуле напротив телевизора, где мелькал музыкальный канал. Неожиданно на экране показалось знакомое лицо. Голос за кадром вещал:

– Путь Изи Сэмми Си к славе был трагичен и полон борьбы. Более двадцати лет на хип-хоп сцене… менее тридцати просмотров на YouTube. Изи Сэмми был на грани отчаяния и депрессии, но он не сдавался.

Фото сменилось на видео, где говорил сам рэпер:

– Всё поменялось в тот день, когда один неизвестный боксёр поставил мой трек в качестве входной музыки на ринге. В зале оказался музыкальный продюсер, до которого наконец-то дошла моя музыка. Он прослушал мой диск и… Уже через сутки я летел в Калифорнию для записи альбома!

Кадры с Изи Сэмми сменились на панораму огромного зала. На сцене прыгал новый хип-хоп кумир, а голос за кадром продолжил:

– За три недели альбом неизвестного рэпера взлетел на вершины хит-парадов. Сначала в США, потом в Великобритании, а теперь и в Японии.

Снова показали Сэмми, который был увешан золотыми цепями:

– Я не знаю, кто был тот чувак, благодаря которому меня услышали, но я точно знаю, что если бы не его поступок, моё творчество не было бы оценено. Чувак, если ты меня слышишь, то знай одно: не сдавайся, иди упорно к цели. Однажды и твои тексты… э-э-э, то есть твои кулаки… короче… ты победишь! – прозой он говорил хуже, чем стихами.

Изи Сэмми продрался сквозь толпу фанатов и сел в лимузин. Далее началась реклама мирового тура новой хип-хоп звезды.

Хаген тайком утёр предательскую слезу и пошёл в тюремный двор. Пора было отрабатывать контратаку против болевых приёмов. В дни, свободные от деревянного ринга, Хаген усиленно тренировался. И латиносы, и чёрные разрешили ему изредка пользоваться тренажёрами. Правда, он чувствовал, что это ровно до того времени, когда он и Роман «сделают интернет».

Кстати, в комнате отдыха имелась и старенькая PlayStation 3. По иронии судьбы ей владели неонацисты «Дикие Парни». Но, так как ни чёрные, ни латиносы не подпускали их к своим телевизорам, то качкам со страшными татуировками в виде черепов, свастик и кельтских узоров приходилось заниматься тонкой дипломатией, упрашивая «грязных ниггеров» и «вонючих спиков» дать время, чтобы поиграть на приставке. Спики и ниггеры иногда снисходили, давали время… но большей частью играли сами. Угрюмые неонацисты стояли в стороне, дожидаясь, когда одному из цветных надоест, чтобы подхватить его джойстик.

Забавно было смотреть, как реальные гангстеры, в чьих огромных ручищах пропадали контроллеры от приставки, возбуждённо играли в GTA V, совершая многочисленные преступления, наказанием за которые было попадание в виртуальную полицию и лишение пары тысяч ненастоящих долларов.

Хаген убедился, что если в одном месте собрать толпу мужчин, то это место неизбежно превратится в школьный двор. Тут были те же правила, те же игры, те же группировки. Даже тот же страх перед «взрослыми», то есть перед тюремной администрацией. Над слабыми «ребятами» здесь так же издевались, забирали еду и обижали.

На этот раз Хаген не был среди тех, кого обижали. Многие заключённые уже знали о силе кулаков Синеглазки, поэтому с каждым днём становилось всё меньше и меньше тех, кто хотел бы проверить, так ли он хорош, как говорят.

Впрочем, Хаген не превратился и в того, кто обижал слабых. Он даже простил Тревора, который завёл его в смертельную ловушку в коридоре. Тот так удивился доброте Майка, что начал всячески подхалимничать, выражать заботу и льстить. Ходил за Хагеном как слуга. Выдвигал стул в столовой, вызывался бегать в библиотеку и приносить книжки. «Shestiorka!» – заметив это, презрительно сказал Роман по-русски, но Майк его не понял, а переспрашивать не стал.

Майк столкнулся с очередным прозрением: смотреть на то, как кого-то унижают, было трудно, но ещё труднее, когда кто-то готов унижаться сам.

Его угнетал вид перекошенного лица Тревора, готового выполнить любой приказ хозяина. Благодарность забитого человека тяготила. Тем тяжелее было показать ему кулак и сказать: