Евгений Щепетнов - Истринский цикл: Лекарь. Маг. Военачальник. Серый властелин (сборник)

Панфиловы находились в пути уже несколько недель, и купец начал понимать, что поездка их действительно наполовину бесполезна – найти в этих краях незамерзающий порт невозможно. Если уж грязь замерзает в это осеннее время, то море обязательно будет замерзшим – позже, когда трескучие морозы скуют эту местность ледяными оковами. Наполовину бесполезна – потому что он действительно находил новые рынки сбыта, люди, не избалованные вниманием купцов из южных районов, охотно покупали и ткань, и оружие. За то время, что купец с сыном были в дороге, они успешно продали половину товара, обменяв его на драгоценные шкуры соболей, куниц, бобров и чернобурых лис, во множестве водившихся в здешних лесах. Выгода была многократная – северяне охотно отдавали пушнину за диковинные ткани, не зная их истинной ценности. Впрочем, как и всегда, ценность товара определялась спросом и его редкостью, так что ничего удивительного в том, что вместо рулонов ткани и первоклассного оружия повозки были набиты драгоценной «рухлядью», не было.

Сейчас был сезон охоты – после осенней линьки мех у зверей был густым, очень ценным, крепким и устойчивым к вытиранию. Однако зима еще не вступила в свои права, поэтому основной промысловый сезон был впереди, и Панфилов радостно потирал руки в предвкушении большого куша и записывал заявки местных жителей – что необходимо привезти, когда он приедет в следующий раз. Сам он, конечно, приезжать не собирался – для того есть агенты, но первую поездку обязательно делал сам. По крайней мере, он точно будет знать, если агенты попытаются его надуть с ценами при закупке мехов.

Много предлагали копченой и соленой рыбы, икры, копченой оленины и тетеревов с глухарями. В этот раз он не мог взять больше того, что необходимо в поездке для собственного пропитания и своей команды, но понимал, насколько эти продукты необходимы во время войны, а также и после окончания военных действий, когда экономика практически разрушена. Есть люди хотят во все времена.

Для торговли купец останавливался в деревнях и возле поместий мелких дворян. Впрочем, дворян было мало, и тем меньше, чем дальше он забирался в таежную глушь. Все больше становилось деревень, живущих совершенно обособленно и состоящих из охотников и рыболовов.

Откуда они взялись в этой глуши? Скорее всего, это были беглые крестьяне, очень давно ушедшие от своих хозяев и растворившиеся в бескрайних лесах. Это были жители фронтира – свободные, ни от кого не зависящие, живущие своей жизнью под управлением старост, выбранных за мудрость и силу. Когда Панфилов смотрел на этих могучих бородачей, неторопливо разглядывающих и ощупывающих товары и торгующихся больше для приличия, чем от жадности, ему казалось, что он погрузился в древние века, когда не было крепостного права и люди свободно жили по всей территории Истрии. Он расспрашивал местных жителей, куда ведут тропы и дороги, отмечал все на своей карте, то есть занимался тем, чем занимались во все времена путешественники и шпионы.

Еще две недели, он вышел на побережье северного моря.

Первого же взгляда на эту серую, покрытую белыми барашками бескрайнюю поверхность воды ему хватило, чтобы понять – тут порта не будет. Нет бухты, которая пригодна для кораблей, а самое главное, не для чего кораблям тут стоять на рейде, подходить к причалам и пускаться в дальнее плавание – с кем торговать? Обходить материк вдоль берега, чтобы попасть в южные порты, было бы совершенно непрактично.

Путешествие затянулось бы на долгие месяцы, кроме того, северные ветра, которые дули с этой стороны много дней в году, прибили бы корабли к берегу, выбросили их на гальку, и все закончилось бы плачевно.

Панфилов задумался о том, что находится там, за морем – истрийцы никогда не отправляли корабли в ту сторону, на север. Этот район был практически не исследован. По данным истрийской науки, в северном море лежали безжизненные острова, населенные лишь тюленями да моржами. Человеческая раса не могла жить на этих холодных, вылизанных ледяными ветрами скалах. По крайней мере, так думали ученые. А раз признанные авторитеты так думали – в тех краях делать было нечего.

Панфилов потер щеки, заледеневшие на морозном ветру, и повернулся, чтобы идти назад, когда неожиданно заметил какое-то движение на берегу, в версте от себя. Напрягая глаза, он увидел три корабля с крутыми бортами, выкрашенными в черный цвет, вытащенные на галечный берег. Возле них двигались люди, их было несколько десятков, по прикидкам купца – около сотни. Горели костры, и дым относило порывистым ветром в сторону тайги. Панфилов задумался – кто это такие? Корабли совершенно незнакомой конструкции, людей отсюда не разглядеть, поэтому по их внешнему виду ничего нельзя сказать. В груди шелохнулась тревога, но он решил все же посмотреть, что это за люди. Но прежде – поспрашивать у местных жителей, что за мореходы такие, откуда взялись. Ведь не из другого мира они взялись? Впрочем, кто знает? А вдруг из другого? Примеры-то такие есть!

Панфилов усмехнулся и зашагал к сыну, стоящему под елями в ста метрах от него и держащего коней под уздцы. Тот ежился в тулупе и недовольно поглядывал на отца – чего он там торчит? Их ждет теплая изба местного старосты, медовуха и румяная мордашка старостовой дочери, косящей глазом как ездовая кобыла. (Панфилов утром уже показал кулак сыну, встрепенувшемуся как глухарь на токовище, – никаких девок! Нам еще проблем с местными не хватало…)

– Сынок, там какие-то люди на кораблях, – задумчиво сказал купец, принимая поводья и легко вспрыгивая в седло. – Надо Анфима поспрошать, кто это такие. Да заодно предупредить о чужих.

Олег следом за отцом вспрыгнул в седло, и они бодрой рысью понеслись к деревне, подскакивая в седлах в такт движениям лошади. Деревня находилась в получасе езды от побережья, возле большого лесного озера, питаемого подземными ключами. В этом озере никогда не было рыбного замора, и деревня благополучно существовала уже не менее сотни лет. Дома в ней были срублены из толстых стволов и хорошо держали тепло, не давая северной стуже забраться и выморозить людишек, осмелившихся поселиться в этих глухих краях. Печи, как ни странно, топились по-белому, хотя в такой глухомани следовало ожидать одичания людей, но нет, у них имелись даже бани, что жители доказали накануне вечером, истопив благословенную баньку для купцов и их охранников.

Эти люди жили очень уединенно, практически не сообщаясь с внешним миром. Редко когда к ним попадал чужой человек. И тогда они живо и с интересом расспрашивали его о том, что происходит в мире. На уход же из деревни существовало что-то вроде запрета, как сказали бы на Земле – табу, когда без объяснения причин запрещается что-то для членов маленького сообщества, племен.