Роберт Вегнер - Сказания Меекханского пограничья. Память всех слов

«Ты многовато думаешь», – услыхала она в голове смех тетки, нет, не только тетки, но целых поколений теток, кузин, сестер, женщин иссарам, берущих дело в свои руки, выбирающих себе мужчин и позволяющих тем верить, что выбирают – сами. А тут и теперь выбирала именно она, а потому потянула его на землю, позволила его рукам двигаться по ее телу, легко, мягко, и прикосновение это отогнало дурные воспоминания, поскольку оно было именно таким, каким нужно, где-то между робостью и немым вопросом, а потому она ответила на этот вопрос, позволяя ладоням его приникнуть к голой коже, коснуться груди, живота, обнять за плечи, почувствовала его губы на глазах, губах, шее, он шептал нечто на своем языке, но не слова шли в расчет – лишь то, что было под ними: перехваченное горло, нетерпеливость, она подогнала его, царапая ногтями затылок, напряглась…

Темнота под ее веками вспыхнула звездным сиянием.

Китчи-от-Улыбки радостно захлопала в ладони и даже подскочила на троне.

Йатех смотрел и слушал. Таков был приказ Канайонесс. Смотри и слушай. А если это засада, то сражайся, так хорошо, как только сумеешь. Иавва тебе поможет. Теперь они стояли под стеной за каменным сиденьем их госпожи, заняв такие позиции, чтобы иметь перед глазами обоих ее оппонентов. Мужчину в багровой кольчуге и маске – и женщину в темных одеждах, с лицом, спрятанным под вуалью. Выглядело так, что заслонять лица было здесь распространенным обычаем.

Йатех стоял, смотрел и слушал. С момента, когда Малышка Канна забрала его в то место, во Мрак, как она его назвала, и он – да хранит его Мать – не имел причин ей не верить. За те месяцы, которые они провели вместе, она показала ему сотни своих лиц, но никогда он не ловил ее на лжи.

У него шумело в голове всякий раз, когда возвращался мыслями к тому, что случилось в последнее время.

Та девочка в лесу… он пытался ее спасти, а принес лишь смерть. Если бы он все еще был иссарам, пошел бы с этой тяжестью к старейшинам афраагры , и, возможно, вместе с Песенником Памяти для него нашлась бы тропка искупления. Серия молитв, постов и заданий для исполнения. Потому что именно это и есть искупление: не кара, но дорога, на которой ты снимаешь со спины груз дурных поступков. Но он уже не принадлежал к тому народу, а потому приходилось ему нести грех самому. До конца жизни.

И сам Мрак… Он тогда заткнул уши и приказал ей замолчать, но было в том столько же смысла, сколько в попытке восстановить криком упавшую стену. А если Мрак – что-то иное, чем верили иссарам, если общая душа не существовала, а искупление могло никогда и не наступить…

Его вера – нет, не его, вера народа, среди которого он воспитывался, была ничего не стоящим потоком ерунды, суеверий и сказочек, повторяемых так долго, что они превратились в бессмысленные традиции и сборник обычаев, ведущих в никуда. Лишь бы еще одно поколение прожило свои дни так же, как его отцы и деды, мимоходом заражая и собственных детей.

Харуда оказался глупцом или безумцем – или святым, что так на так и выходит. Он пытался «спасти» для иссарам часть старых, идущих из периода до Войн Богов верований, но заковал их в кандалы религиозных повинностей, в реликт прошлого, застывший во времени, словно насекомое, пойманное в янтаре.

А потому разорвать связи с теми, кого Йатех считал своими побратимами, не могло быть проблемой.

И все же…

Все, что казалось таким простым, изменилось в один момент, когда в пылающем в центре комнаты огне, в середине каменного круга сидений он увидел ее.

Деану.

Как она туда попала? Какая сила впутала ее в самый центр этих игрищ Бессмертных?

Потому что Йатех знал как минимум одно.

В такой схватке человек значит меньше, чем пыль меж вращающимися жерновами.

Деана выбралась перед самым рассветом. Оставила им всю воду и все припасы. Если ей не удастся вернуться, это даст им еще немного времени. Оменар был прав. Без воды они выдержат день, два, может, три. А потом? Похитители желали получить князя живым-здоровым, а мальчик мог бы вы… она кисло улыбнулась… вымолить жизнь для своего слуги.

Ей же не следовало рассчитывать на милосердие бандитов. Не после того, как она пролила кровь их побратимов. Что бы там ни говорили о чести головорезов, но за кровь они всегда платили кровью.

Но теперь… Прежде чем солнце согреет мир своей улыбкой, прежде чем ночной холод вползет под камни, будет время охоты. Бандиты наверняка продолжают их выслеживать, по двое-трое прочесывают околицы, и у них наверняка есть с собой вода. А полупустая баклага была бы ценнее всех сокровищ всех царств мира. Если удастся найти кого-то из охотников…

Она остановилась в глубокой тени, внимательно осматривая окрестности. Время помогало ей, предрассветный час всегда делал охранников ленивыми, притуплял внимательность охотников. Те, кто прочесывал окрестности, уже наверняка собирались возвращаться в лагерь и отдыхать. Знали, что их добыча не рискнет идти днем. К тому же, если с ними и правда был одаренный магическим талантом следопыт, возможно, он только и ждал такого шага беглецов.

Деана прикрыла глаза.

Великая Госпожа, я пыль на лице мира, но руки мои держат не только мою судьбу. Дай мне силу, чтобы я подняла эту тяжесть, если не к жизни, то хотя бы к Твоим рукам. Дай мне мудрость, чтобы я распознала, какой тропой…

Колдовство поймало ее врасплох и ударило в бок, вырывая из укрытия. Она покатилась по камню. Чувствовала, как заклинание вцепляется ледяными пальцами ей в глаза, уши и нос, как давит готовый вырваться из горла крик, как вырывает саблю из руки. Она резко ударилась о булыжник, чары прижали ее к шершавой поверхности, сильно, еще сильнее, словно пытаясь расплющить тело о скалу. Потом внезапно ослабли, и в тот же миг вокруг возникли люди с оружием, один пинком отбросил ее саблю, это был единственный пинок, которого она не почувствовала. Остальные обрушились на нее вместе с кулаками и палками, словно каменная лавина.

Они били раз за разом, в ударах их были страх и ненависть, пока в боку ее что-то не хрупнуло. Ребра. А потом они бросились на нее втроем или вчетвером, прижали к земле, выкрутили руки, захлестнули ремни.

Затем посадили ее под валун, рывком вздернули голову.

Только тогда подошел маг: медленно, словно слегка испуганный. Свободные одежды хлопали вокруг него, дергаемые ветром, который не мог пошевелить даже зерна песка. Из кончиков пальцев, словно седой дым, стекали чары.

– Ты удивлена?

Она не ответила, обведя равнодушным взглядом серые лохмотья и невольничий ошейник. Он улыбнулся, обнажив пеньки зубов:

– Ты была ловкой. Очень ловкой и умной. Но этого не хватит, чтобы обмануть меня.