Александр Гулевич - Император поневоле

– Батюшку звали Александром.

– А мое имя Павел, фамилия Бобров, и вы, Валерий Александрович, мне совершенно незнакомы, а, к вашему сведению, я в Питере прожил более пяти лет.

– Это крайне прискорбно, молодой человек, и говорит об отсутствии у вас должного интереса к настоящей поэзии, принадлежащей кисти наиболее талантливой части либеральной интеллигенции славного города Санкт-Петербурга, – вальяжно произнес мужчина, наставительно тыкая в молодого человека указательным пальцем с неприлично отросшим ногтем, из-под которого была видна грязь.

– Знаете, господин Чижик, я поэзию с удовольствием почитываю, особенно классическую, но будьте так добры, не упоминайте в моем присутствии либеральную интеллигенцию, – жестко отреагировал капитан на замечание сидящего напротив него субъекта и, помолчав пару мгновений, поинтересовался: – Позвольте полюбопытствовать, как соотносится настоящая поэзия с кистью художника, если поэты пишут свои стихи пером?

– Да вы, сударь, самая настоящая неотесанная деревенщина и совершенно ничего не понимаете в творческой аллегории! – задетый за живое, воскликнул господин Чижик, точно раненый зверь, отчего эхо его голоса было отражено самым причудливым образом от расставленной на столах хрустальной посуды.

Внимательно смотря на багровеющего Чижика, капитан стал свидетелем трансформации человеческого лица, с которого медленно сползала маска интеллигентного человека, а на ее место приходило нечто пугающе безумное и скрытое до сей поры под благообразностью. Определенно, проявляющаяся мерзкая рожа была истинным лицом собеседника, умело скрывающего свою сущность от всех окружающих и до глубины души ненавидящего всех тех, кто позволяет себе быть несогласным с его мнением.

– Господин Чижик, не стоит мне демонстрировать истинное лицо российского либерала, я его и так прекрасно знаю, и поверьте мне на слово, это лицо не нравится не только мне, но и абсолютному большинству граждан этой страны, – высказался капитан, с ироничной улыбкой поглядывая на Валерия Александровича.

– Ах ты, щенок! – завопил сосед и попытался замахнуться на молодого человека своей дряблой рукой.

Окончательно поняв, кто перед ним сидит, Бобер, подобрав под столом правую ног, молниеносно нанес несильный удар по берцовой кости. Схватив Валерия Александровича за руку и крепко прижав её к столу, он тихо прошипел:

– Только попробуй заорать, я тебе все зубы вышибу. Ты меня понял, уродец?

Именно в этот момент с лицом околобогемной перхоти вновь стали происходить стремительные изменения. Безумная мерзкая морда, взяв себя в руки, вновь натянула на себя маску интеллигентности и, напустив на себя саму невинность, растоптанную грубым солдафоном, проблеяла голосом какого-нибудь святого:

– Фу, какой вы грубый и неотесанный мужлан!

Посмеявшись про себя, Бобер с крайней степенью брезгливости откинул руку Чижика и достаточно громко, чтобы услышали все немногочисленные посетители столь почтенного заведения, произнес:

– Запомни хорошенько мои слова, если ты еще раз появишься на моем горизонте, я тебе обязательно яйца оторву. Ты меня понял?

Испуганно закивав, Чижик поднялся, но в его глазах разгоралась плохо скрываемая ненависть к собеседнику, который в один момент разглядел его истинную сущность и вытянул ее на публичное обозрение, свидетелями чего были несколько весьма влиятельных персон в художественных кругах. Именно это стало основной причиной мгновенно возникшей ненависти в этом человеке, а не те грубые слова, которые были адресованы в его адрес, и прощать своего публичного унижения Валерий Александрович не хотел. Наоборот, он со всей страстью своей безумной души возжелал мести, но сейчас для этого было не время и не место. Как говорится, месть – это то блюдо, которое нужно подавать холодным, поэтому господин Чижик, гордо подняв вверх голову, направился к выходу, сопровождаемый многочисленными насмешливыми взглядами. Видимо, понимая это, убежденный российский либерал, воображающий себя умом, честью и совестью эпохи, ускорил свой шаг, но, не выдержав темпа из-за своего хиленького здоровья, замедлил его у самой лестницы и, встав одной ногой на первую ступеньку, нечаянно поскользнулся и карикатурно рухнул на спину. Совершенно неожиданно люди, не сдержав своих эмоций, вскочили со своих мест и дружно расхохотались; среди них большую часть составляли молодые и чуть постарше женщины. Вскочив с мраморного пола, Чижик затравленно оглядел весь зал и, натолкнувшись на всеобщее презрение, грубо выругался и, погрозив всем своим дистрофическим кулачком, опрометью бросился на выход.

Проводив взглядом деятеля, Бобер случайно перевел свой взгляд на присутствующих здесь посетителей, на лицах которых читались явно положительные эмоции в его адрес, и варьировались они от одобрительных у мужчин и до восхищенных у некоторых женщин. В полной мере ощутив на себе всеобщее внимание, капитан поднял меню и попытался таким несколько неуклюжим способом скрыться от посторонних взглядов, а про себя произнес:

– Как пить дать, будет большой скандал, растиражированный вездесущими журналистами на всю страну, и что теперь прикажете мне делать?!

– Позвольте нарушить ваше уединение! – неожиданно раздался небольшой хор женских голосов совсем рядом от него. Отложив в сторону меню в кожаной папочке, Бобер поднял взгляд и увидел трех красивых девушек, лица которых показались ему смутно знакомыми.

– Да, конечно, – ответил он девушкам, с нетерпением ожидающим разрешения присесть к нему, тем самым желая нарушить его уединение.

Девушки, словно опасаясь, что он передумает, быстро заняли все пустующие места, окружив его со всех сторон, и наперебой затараторили:

– Позвольте нам выразить свое восхищение тем, как вы красиво спровадили этого противного Чижика, возглавляющего в Санкт-Петербурге влиятельную международную Лигу сексуальных меньшинств!

– Вот даже как… признаться, я этого совершенно не знал, но по его поведению сразу догадался о его, мягко выражаясь, девиантных отклонениях…

– Ну, да мы же видели, как он начал поглаживать вашу руку и какова была реакция на подобное заигрывание! – воскликнул самая молоденькая на вид девушка, весело захлопав при этом в ладоши.

– Теперь этому женоненавистнику больше не бывать в «Арт-буфете» и не выражать свое презрение к женскому полу! – поддержала самую младшую другая девушка, явно на пару лет старше.

– Я на вашем месте теперь стала бы осторожнее ходить по городу. Голубая мафия в последнее время стала слишком влиятельна и, на удивление, агрессивна, – наморщив свой хорошенький носик, предупредила третья девушка, которая была явно умнее своих шаловливых подруг, хотя она всеми своими силами старалась скрыть свой интеллект и не выделяться на фоне спутниц.