Гай Орловский - Слуга Жнеца [СИ]

– Банши, – проговорила она, подвигая горшок, – это такая женщина… Хранитель. Которая если заорет, все повымрут. Понятно?

Безупречное лицо солнечной скривилось, она некоторое время наблюдала как серая напрягается, упираясь стопами в пол, что совершенно недопустимо для высокородной.

Потом спросила:

– И ты позволила таким созданиям жить рядом?

– Она хорошая, – ответила серая эльфийка. – Грустная правда очень, но хорошая. И вообще, у нас все хорошие. Гнур только занудливый. И Тарнат не может руки держать при себе. Еще мелкинд бывает невыносимым, а от Булука воняет. От ворга иногда страшно делается, а от Теонарда вообще не знаешь, чего ждать. Ну и остальные. Но все хорошие.

Генэль фыркнула.

– Отвратительно. Как с ними вообще можно уживаться приличному эльфу? Ты, может и не приличная, но все же эльф.

Серая перешла к следующему горшку и принялась передвигать его ближе к лавке потому, что Пушок, видимо успел побегать по всей площадке, пока спасался от страшного чудовища.

Она проговорила натужно:

– В том-то и дело. Мы вместе прошли страшное. Такое, что тебе в самом диком кошмаре не снилось, так что как-то приходится. Во всяком случае, пока. И как ты собираешься влиться в этот круг, скрепленный, можно сказать кровью?

– Ради благополучия Эолума и всего эльфийского рода я готова на все! – заявила солнечная, вскинув подбородок.

Каонэль кивнула и выпрямилась.

– Может и готова. Но понятия не имеешь, о чем говоришь. Вы сидите у себя в Эолуме и не знаете мира дальше Южных болот. А он огромен. Настолько, что даже страшно от его огромности.

Высокородная бросила:

– Это меня тоже не пугает.

– А зря.

Глаза солнечной полыхнули синим, между бровями появилась крошечная морщинка, которая больше похожа на царапину.

Она произнесла важно:

– Смеешь сомневаться?

Каонэль вздохнула.

– Смею.

– Тогда может продолжим вчерашний разговор, который так бесцеремонно прервала твоя подруга?

– Горгона.

Солнечная даже отпрянула.

– Что-о?

– Говорю, это горгона, – пояснила серая эльфийка, отходя подальше от высокородной, чтобы в случае чего было больше места для маневров. – Ее зовут Эвриала. Она хорошая.

Генэль скривила маленький носик и произнесла:

– У тебя все хорошие. Как и у всех наивных эльфиек. Только это не правильно. Если в каждом видеть врага, всегда будешь готова к атаке.

Каонэль незаметно положила ладонь на рукоять и отвела серебристый локон со лба.

– Тебя послушать, так никому верить нельзя, – сказала она и выставила левое ухо, прислушиваясь к шуму наверху.

– Верно. Только Его величеству и Эолуму. Лишь они не предают.

Лицо Каонэль потемнело, Генэль ухмыльнулась, довольная, что нашла больное место.

В чистом, как горный ручей, небе промелькнула крылатая фигура, послышалось хлопанье крыльев, фигура ушла на второй круг. Потом поднялась в вышину и сложила крылья.

Обе эльфийки задрали головы, наблюдая, как крылатое создание камнем несется к площадке.

Когда до нее осталось всего четверть перелета стрелы, Генэль невольно охнула, а серая победно выпрямила спину. У самой поверхности горгона резко распахнула крылья и плавно опустилась, придавливая ладонями подол платья, который взметнулся до самой головы.

Горгона сложила крылья так, что и не видно почти, и проговорила:

– Извините, оно всегда задирается, когда приземляюсь.

– Не страшно, – сказала Каонэль. – Мужчин тут все равно нет.

Эвриала странно потупила глаза и пробормотала:

– Да если бы и были…

Потом поправила тугой пучок волос, который несколько растрепался после полета, разровняла складки на платье и подошла к Каонэль. Та застыла и переводит тяжелый взгляд с высокородной на горгону и обратно.

– А что вы тут делаете? – поинтересовалась Эвриала. – Я вот к Теонарду летала, хотела ему пирог отнести, а то Лотер говорил, что он ест плохо и почти не спит. А там никого нет. Я стучала, стучала, а никто не открыл. Пришлось пирог на крыльце оставить. Свежий, с яблоками.

Лицо серой, наконец, посветлело, она убрала пальцы с рукояти и выпрямилась. Генэль заметила этот жест и подняла бровь, мол, неужели думаешь, что теперь справитесь. Но потом нахмурилась.

– Я иду проверять пригодность купелей, – сообщила она и, развернувшись к обеим спиной, направилась ко входу в ствол.

К Каонэль подлетела синица и с щебетанием опустилась на плечо, та улыбнулась и почесала пальцем пернатую голову. От удовольствия птичка даже глаза закрыла, лишь, когда та перестала чесать, снова запела и упорхнула к собратьям в ветки.

Горгона проводила ее взглядом и сказала:

– Вы снова собирались ссориться?

Каонэль кивнула.

– Ты прилетела как раз во время, – сказала она, нервно дергая ушами. – Еще не много, и пришлось бы снова разнимать. Она никак не поймет, что я пытаюсь защитить эльфов.

– Понимаю…

– Но не только эльфов, но и Хранителей, и вообще. Но присутствие солнечных все усложняет. А она хочет, чтобы осколок передали ей. Уже и не знаю, может она права? Если умудрилась уговорить Теонарда оставить ее здесь, пока не осмотрит резиденцию, может действительно умнее? В меня-то арбалетчик порывался стрелой метнуть при первой встрече. Причем в спину.

Эвриала положила ей ладонь на плечо, та вздохнула так, будто сейчас разрыдается, но крепится из последних сил.

– Тут никто не советчик, – произнесла горгона. – У всех свои обычаи и правила. Ворг, наверное, сразу бы отдал, если бы вожак стаи потребовал кристалл. А как у вас… Тебе виднее.

Каонэль повернула к ней голову с непривычно яркими для дня глазами, кончики ушей подрагивают, а на губах горькая улыбка.

Серая сказала:

– В том-то и дело, что будь солнечной, наверное, тоже отдала бы. Но если так, они бы не отправили посла. А я серая, непонятная, да еще с потерянной памятью. Куда мне… Генэль еще и сцены закатывает. Будто я виновата.

– А ты виновата?

– Конечно нет.

Губы Эвриалы растянулись в лучезарной улыбке, словно не печальную исповедь слушает, а пришла на праздник, где все поют и танцуют. В ветках послышалось оживленное щебетание, синицы нашли крупную гусеницу и вчетвером пытаются поделить. Гусеница иногда оказывается на площадке, и птицы бросаются наперерез друг другу, чтобы выхватить сытный завтрак.

– Об этом не беспокойся, – неожиданно заявила горгона.

– Ты о чем? – не поняла Каонэль.

Эвриала сообщила:

– Об истериках. С ревнивыми девицами уж я знаю, как обращаться. А какие они, горгонские, эльфийские или человеческие, не имеет значения. Могу заверить, больше она не попытается тебя убить.

– Почему? – изумилась эльфийка.

Горгона снова улыбнулась, кроткой, но почему-то пугающей улыбкой, глаза сверкнули, а по молочно-белой коже прокатилась волна, какая бывает лишь на металле.