Александр Забусов - Десятник особой сотни [СИ]

– Лис?

Заместитель уже вполне оклемался, зыркнул на командира, проронил:

– Батька, откуда ноги растут, нужно искать в Чернигове.

– Обоснуй?

– Привет тебе от Прозора.

По большому счету он прав, но зачем Чернигову какой-то курский десятник. Слишком все мелковато смотрится, да и не вяжется. Прозор, что? Прозор, это личная неприязнь и желание поквитаться, остальное – пф-фх! Мыльный пузырь. Через обуявшие мысли пробился голос бывшего мельника.

– Батька, здесь все нужно дотла сжечь, до лысой плеши.

Утомленно кивнул. Светает. Через пустой оконный проем было хорошо видно наступление утра. Добрый народ собрал в десятке. Когда в себя пришли, сбросились командиру одежей. Как говорится: «С миру по нитке – голому рубаха». И ведь ни один не заикнулся про его волчью ипостась. Приучил считать, что у каждого свои недостатки. Теперь все знают, имеет свой «недостаток» и он. А что волк, так это личное дело – не путать с общественным.

Кто бы знал, как он задолбался за последний год, быть скорой помощью для других. Вот и снова Курск, и опять приехали под вечер. Большая рыночная площадь пустовала по причине неурочного часа. По вечерней поре торговые ряды обезлюдели, а торговые точки закрылись. От площади разбегались вкривь и вкось улицы, дома на которых, островерхими крышами тянулись к небу. Давно удивляться перестал. Вроде как и классическая, славянская Русь «вокруг», а всеж на привычный, книжный вариант, не похожа.

По довольно узкой дороге проследовали в свой конец. Перед распахнутыми воротами, Лиходеев первым соскочил на землю, взяв коня под уздцы, потянул за собой. Сегодня отдыхать, только отдыхать. Никакая с-сука не заставит его куда-то переться на ночь глядя.

– Привет Воробей! – первым поздоровался с мальком, вышедшим встречать утомленных бойцов. Принятое им решение сразу же подняло настроение. – Баню топи, грязные, как черти.

Мелкий, переминаясь на месте, что на него совсем не походило, смущенно поглядел в глаза отца-командира.

– Батька, а в чем это ты одет?

– А! Не бери в голову, сейчас так модно.

– Ага.

А глаза отводит, бесенок мелкий. Та-ак, опять какая-то свинюка маячит на горизонте. Интересно, кто в этот раз ее ему подложит? Хотелось хоть иллюзорно, еще чуть-чуть побыть без проблем. Прибывший народ походя трепал общего ребенка по заросшей макушке, тем самым здороваясь и выражая свою привязанность. На подворье началась повседневная суета и рутина прибывшего на зимние квартиры подразделения. Смилостивился над пацаном.

– Ну? Докладывай.

– Батька, там эта…

Снова потупился, не зная с чего начать.

– Чего ты мямлишь?

Егор сам повел жеребца к коновязи, привязал его уздой к перекладине. Конь тут же потянулся губами к воде. Оглянулся на Воробья. Казалось, еслиб умел говорить, потребовал от малого обиходить запыленную тушу.

Десятник подбодрил словом:

– Докладывай.

Речь из мальца плеснулась, как очередь из ствола пулемета:

– Как вы уехали, на второй день с утра прибежала девка. Вся в слезах, сказывает до тебя. Напали на них ночью. Я справился. И правда! Тати все семейство боярина Бурдуна под корень вырезали, а усадьбу сожгли.

– Подожди-подожди! Бурдуна? Так они ж в самом граде жили.

– Ну, да-а! Только в той стороне града, где землю сам князь, боярину или вою пожаловать может. Потому и боярское подворье рядом с пустырем находилось, да и остальные соседи не все и не всегда на месте… Так я ее у нас оставил. Ничего?

– Молодец. Где она?

– В избе. Все время плачет. Умаялся с ней!

– К Желане б отвел?

– Ни в какую, уперлась, из хаты никуда. Не знаю, в уборную ходит, аль нет, и не ест ничего.

– Ну, веди.

Внутри родной избы было опрятно. Стол чистый, выскобленный, пол подметен, ставни на окнах открыты, в них поступал прохладный воздух со двора. Под притолокой торчали ветки полыни и можжевельника. Малек свое дело знает, не зря хозяйский хлеб ест.

За спиной слышалось сопение, прозвучала подсказка:

– В твоей светелке наверху.

– Почему в моей? – хмыкнул Егор.

– Так уж пришлось. – Был ответ.

Девочка лет двенадцати с толстой русой косой, одетая в обычную расшитую рубаху и поневу, подобрав ноги, и обхватив руками колени, из-под набрякших от слез век следила за вошедшими. Егор подошел к лавке, присел на корточки, без должной жалости в голосе представился:

– Я Лихой. Рассказывай.

Рассказ у Милолики вышел сумбурным. Молодому красивому мужчине, чем-то отдаленно напомнившему ей кого-то, смутно знакомого, передала все о чем просил ее покойный отец. Лихой задавал вопросы, она, как могла на них отвечала.

– Значит так, – подвел он итог разговора, – поживешь пока здесь. Никого не бойся, тут всюду мои вои, они добрые. Если уедем, Воробей отведет тебя к Желане. С ней не пропадешь. Сейчас поешь. Воробей, пожрать готово?

– Найдем.

– Вот. После наших в баню сходишь. Воробей!

– Да, батька!

– Скажи Лису, чтоб парились без фанатизма. Вон, еще одного члена экипажа помыть нужно.

– Передам.

– Ты Милолика, не сиди здесь наедине с бедой. Иди, вон на подворье, поможешь парням чем. – Чтоб окончательно разрядить обстановку, покачав головой, пожаловался девчушке. – Ну ты задач набросала, выше крыши! Теперь разгребаться предстоит. Чего встал, Воробьище, идем на морду лица сольешь!

– Ага!

Сполоснувшись с дороги, снова запрыгнул в седло, благо дело не расседлывал конька, и снова в дорогу. Под сетования Воробья, на то, что завтра батька опять вряд ли сможет поучить его мечному бою, выехал за ворота, порысил к боярину в детинец на доклад о том, что стрелявшего в княжну татя, так и не поймали, а попутно по делу боярина Бурдуна.

Хоть и осень, а стемнеть еще не успело. Без проблем проехал в цитадель. Коня оставил на княжьей конюшне. Хорошо знавший его конюх, жестом дал понять, что накормит животину. Через дверь на заднем дворе, прошел в крепостную постройку, встречая по пути знакомых гридней, челядинов, а то и вельможных барышень с мамками. Эк их сколько княгиня расплодила! Одним словом двор для дармоедов. На втором этаже постучал в знакомую дверь. Фигушки, никого! Зачем спрашивается торопился? Мог бы и завтра придти. Стоял и ждал патрона, глазея в окно-бойницу на внешнюю сторону княжеского подворья.

Памятуя о том, что шеф приказал пройти по кромке границы с соседним княжеством и углубиться на сопредельную территорию верст на десять не более, Лиходеев повел свой десяток по левой стороне реки Сейм, по купеческому летнику на запад. Не заходя, по левую руку обогнул Льгов. Сначала на пути попадались поля, перелески, дубравы, а когда вошли в тяжелые, едва проходимые леса – привольная земля северянских русичей, и лошадям и седокам пришлось попотеть. В густых и сумрачных лесах отряду встречалось немало деревень, люди в которых жили по своим родовым, испокон веков заповедным законам. Ночевали в небольших селах на курской земле. Местные жители, услыхав имя Лихого, привечали воинов, угощая их тем, что ели и сами – молоком, яйцами, хлебом, лесной убоиной. Старейшина первого же селища, крепкий, справный, светловолосый северянин с густой бородой, обиделся, узнав, что десятник собрался укладываться спать под чистым небом, вместе со своими воями. Настоял, чтоб отдыхал в избе.