Александр Забусов - Десятник особой сотни [СИ]

– Византийка в Курске. Свое дело знает.

При упоминании ведьмы Святослав поморщился.

– Знает она! Почему кражу княжей сестры до ума не довели?

– Фарт! И украли, и из города вывезли. Только потом кто-то перехватил. Куда увез неизвестно, только в Курске ее нет.

Злоба бросил мимолетный взгляд на Прозора. Однорукий почувствовал кивок в его сторону, скукожился. Если бы смог, в размере уменьшился. Все шло к тому, что вину на него повесят, и правы будут. Расчет пошагово делался с его подачи, а вот концовка в промашку ушла.

– Что скажешь, Прозор?

Бровь князя поползла вверх. Недоволен!

– Лихой!

– Что Лихой?

– Опять Лихой нам карты попутал. Заимку спалил, людей уничтожил, а княжну увез. Совсем обнаглел. Я посылал на место знающего человека. Тот рассказывал потом, тебе княже, прямо на песке у реки послание буквицами начертал.

– И что писано?

– Только привет передает и все.

За креслом заерзал волхв. Приникнув к княжьему уху, зашептал.

– Нет! – громко отказал князь. – Пусть сначала вызнает, где его семья и ударит по самому дорогому, а смерть за ним и так по пятам ходит.

Волхв отстранился. Прозор понял о чем речь, подсказал.

– Нету у Лихого семьи. На своем подворье с десятком коим руководит, пребывает. Молод. Ни братьев, ни жены, тем паче ни детей нет.

– А вот это плохо. – Подумал и добавил. – Плохо, что мало про врага нашего знаешь, Прозор. Злоба, передай Добрыне, хай Ксения вызнает все, ну и сделает, что можно.

– Слушаюсь. Хотя самого Добрыни в городе уже нет. А Лихой, … чего про него вызнавать? Вадим доносил про всех, и про Лихого тоже.

– Ладно. Теперь так! Ставка, Илим, переговорщики готовы?

– Давно ожидают. Боярин Абсей главный. – Без подобострастья, здесь только свои, сказал Илим.

– Добро! Добавь ему, ежели княжны в граде нет, пусть скажет, что в залоге ее держу. Глядишь, Изяслав посговорчивее будет.

– Или самого Абсея в землю зароет… Скажу.

– Да-а! Пущай про племяша узнает. Жив, аль нет? В любом разе судьба его такая, за княжество Черниговское пострадать, коль мать в свое время… Аманат, одним словом. Ну это не важно.

– Угу!

– Еще что есть? Тогда займитесь делом. Завтрева на приступ пойдем. Устал я. Идите…

Боярин Абсей, представительный муж, не раз участвовал в посольствах и переговорах. Подъехал к городским воротам в сопровождении сотника Траяна и двух десятников, Ивана и Глеба. Одетых в отличие от патрона в бронь. Глеб сжимал в руке копье, на древко которого натянута тряпица белого цвета.

Траян повышая голос оповестил:

– Князь Святослав переговорщика к князю Изяславу прислал! Пустите ли в град, правоверные?

Со сторожевой башни крикнули:

– Зрим вас! Ждите!

Ждать пришлось долго. Моросящий слегка дождь, оставлял на лицах влагу. Все четверо молчали. О чем говорить, когда думы перед въездом во вражеское укрепление у каждого свои?

Открылись ворота и стражник от брамы махнул рукой.

– Въезжай!

Тронув поводья, въехали под стену. Траян с интересом смотрел на внутреннее расположение места, которое может быть завтра придется брать на щит. Крепостная стена, проходящая по высоким гребням оврагов, ровной лентой тянулась что вправо, что влево.

«Толщина видать немалая, да и высокая какая, стена-то! Наверху боевые площадки. Широченные. Воев маловато, хотя народищу страсть как много, но то смерды. Вон как копье держит, олух царя небесного. Это ж не соха! А ходы сообщения у них как и в Чернигове, в стенах проложены. Трудно нам придется. Стена-то с трехъярусной системой боя: подошвенный, средний и верхний».

Воин до мозга и костей Траян подмечал все, Видел котлы для вара и суетящихся возле них смердов и баб, видел снующих воев. Обычный фронтовой город жил своей жизнью.

Проехав по улицам крепости, сам Абсей в Курске не бывал ни разу, отметил только то, что дворец Изяслава на порядок меньше черниговского. Нет в нем той вычурности и шарма как у его соверена.

Приняв лошадей, их всех четверых провели через парадный вход в тронный зал, где в окружении сановников на княжьем столе восседал володетель земель курских. Абсею ранее не доводилось видеть молодого крепкого мужа в воинском доспехе, наблюдавшего за приехавшими посланцами врага. И вообще во всем помещении повисла тишина.

– С чем пожаловал, боярин? – Задал вопрос князь.

– Вот, прими грамотку от моего государя, – подойдя ближе, через сановника передал скрученный трубкой пергамент с неровными краями со шнурком и печатью при нем.

Изяслав, будто не доверяя, сам развернул послание, впился в него глазами, молча читал написанное, шевеля губами. Лицо его при этом, и без того серьезное, исказилось гримасой, наливаясь краской гнева. Отбросив послание в сторону, вскочил на ноги, негодуя обратился к своему совету бояр:

– Вот тут князь Чернигова утверждает, будто бы еще отец мой занял сей стол не по праву, что после смерти князя Олега на Курский стол сел неприродный варяг, а не понять и кто? Посему мол и преследуют сю землю беды. Пишет, что многие бояре и простые людины тайно били челом ему, Святославу, чтоб он сжалился над ними, под свою длань взял и не допустил жен и детей до конечной гибели. По их челобитью князь и идет с великим войском!

Обратился к Горисвету, нетерпеливо указал на скомканный пергамент:

– Подай!

Снова развернув его, окинув очами своих бояр, зачитал вслух:

– «не для того, чтобы вас воевать и кровь вашу проливать, а для того, чтобы с помощью Божией… освободить вас от всех ваших врагов… нерушимо утвердить Русскую Правду и даровать вам всем спокойствие и тишину». К вам бояре обращается! И далее. «И вы, куряне, вышли бы радостно с хлебом-солью и пожелали быть под высокою рукою. Князь же будет содержать вас в свободе и всякой чести». Ну, и кому из бояр я не мил?

По залу прошел ропот возмущения. Кто-то из сановников в голос ругал оккупанта. Кто-то посылал проклятья на его голову. Любодрон, убеленный сединами, старый боярин из природных варягов, будучи у тронного стола, одернул молодого князя:

– Охолонись княже! Он своей грамоткой смуту меж нами внесть хочет, а ты ему потакаешь.

Глянул в писульку, показал в развороте.

– Ты вон дальше чти! «Ежели же пренебрежете настоящим Божиим милосердием и нашей княжьей милостью, то предадите жен ваших, детей и свои дома на опустошение войску нашему». Вот к чему ведет.

Обратился к совету:

– Неча тут думать. Постоим за землю свою, за жен и детей наших! А там как боги рассудят! Слышь, посол? Так своему князю так и передай. Нехай он в жопу идет! Хлыщ черниговский!

Абсей замялся. Решившись, чуть придвинулся к князю, будто только ему хотел донести весть, заставив напрячься охрану.

– Княже, велено на словах передать.