Александр Забусов - Десятник особой сотни [СИ]

Туманом заполнилось сознание. Боль отступила. Сознание повело по лабиринтам памяти, вынырнуло на свет божий. Реальная картина заставила вздрогнуть.

Горы, непролазные кустарники и плющи уцепившиеся за скальную поверхность. И лес здесь не приветливый. Ему чудом удалось оторваться от погони. Помог дождь, даже не дождь, ливень. С тех пор как на узкой тропе он оставил двоих своих товарищей, тех, кто выжил из всей группы разведки, он клял себя последними словами, но понимал они правы, меняя свои жизни на попытку его выхода к своим. На прощание обнялись, уже зная, что никогда больше не увидятся.

– Живи, Егорша, постарайся дойти иначе все окажется зря.

– Старый!..

– Все, Лихой! Все! Не заставляй посылать тебя по матушке. О полковнике помни. Эту с-суку тебе множить на ноль придется.

Без сантиментов, украдкой смахнул набежавшую слезу, развернулся и больше не оглядываясь, пошел по тропе.

Старый потерял много крови, да и возраст уже почти предельный, не выдюжить ему сороковника километров до точки подскока. Вон горка вся топорщится, пропиталась кровью. Костя Маленький молодой, но это его пришлось тащить на закорках, прострелены обе ноги, а на плечах у них у всех, два десятка вышколенных в военных лагерях бандитов. И это только передовой отряд, которому на пятки наступает непонятно сколько абреков. Повезло еще, что хоть до этого места смогли добраться. Тропа узкая, справа пропасть, слева отвесные скалы. Начнешь обходить, потеряешь уйму драгоценного времени. Если повезет, Старый с Маленьким смогут подержать погоню еще некоторое время. Он конечно устал, но ведь не ранен.

Серое небо закрыло тучами вечернее солнце. Нависшие над самой тропой кавказские лианы плюща делали природу в этих местах угрюмой под стать погоде. Тропа раздваивалась на два рукава. Широкий, уходил в западном направлении, ему же надо было держаться северо-востока. Опять топтать в гору.

Прыгая рифлеными подошвами по плоским, вросшим в грунт камням, как по ступеням, погнал себя на подъем. Тяжело! Дыхание и так прерывистое, сразу же начало сбиваться. Устал! Похудел за эту командировку от напряженной работы и волнений, килограмм на десять. Одежда, вон, болтается как на вешалке. А жрать то, как хочется!

«Когда это я последний раз ел? Ну, точно не сегодня. Некогда было сегодня поесть. Переход. Попытка отрыва. Потом бой. Нет, сегодня не ел».

Чтоб было сподручней, перекинул автомат стволом вниз. Чуть задержался, переводя дух, провел рукой по лицу, смахивая пот ладонью.

«Щетиной оброс, словно местный абориген. Вот так бы появиться на улицах Москвы, так, наверное, и знакомые не сразу признают. Фух! Чего стоим? Кого ждем? Вперед!».

Где-то там, со стороны, откуда пришел, послышались отзвуки боя. Причем в какофонии звуков угадывалась автоматная перестрелка. Редко-редко звучали взрывы. Там за его жизнь сражались ребята, с которыми он прошел по дорогам войны не один километр.

«Наддай! Наддай, слышишь, парни ведут бой. Им сейчас не позавидуешь! И дело даже не в смерти. Все когда то там будем. Не дай бог погибнуть где-то в горах, далеко от населенных пунктов. Тело так и будет валяться там, где принял смерть. Двуногие шакалы вряд ли похоронят, лесные звери разорвут, растреплют по косточкам, устроят пир, праздник живота».

Тропа прекратила подъем и пошла вдоль уступов, образовав проход приступкой наклоненной вниз, во многих местах пресекаясь зарослями кустарника. Видать давненько по ней кто-либо хаживал. А с неба заморосил мерзопакостный дождик, заставляя при движении усилить бдительность. Поскользнёшься ненароком, сверзнешся, костей не соберешь. Быстро темнело.

«Сколько он прошел? Не так уж и много. Прибавить темп! А сил все меньше».

«Давай, слабак! Ну!» Бросил взгляд на часы.

«Только восемь вечера, а темнеет-то как быстро. Скоро будет как у негра в жопе».

Наконец-то обогнул скальный серпантин. Дорога стала поровней, тропа расширилась, правда и дождь прибавил обороты, падал на распаленное бегом лицо. Слизнув с губ капли, почувствовал солоноватый привкус пота. Уже вымотанный до предела, прилёг, облокотившись спиной на ствол сосны. Темень невообразимая. Видимость – ноль. Прикрыл глаза, показалось на секунду. Вырубился. Организм обманул. Уснул глубоким сном. Никакой дождь не мог помешать сну.

Подсознание толкнуло серые клетки. Открыл глаза, первоначально не понимая, где он, но быстро сориентировался. Всё тело ломило, будто его били всю ночь. Дождь давно кончился, но утро еще не наступило. На душе тревожно, с мыслями пришло и ощущение чего-то нехорошего. С трудом поднялся на ноги. Потяжелевший вдруг автомат, подхватив, повесил за ремень на плечо в походное положение.

«Двинули!»

Снова тропа. Движения, поначалу скованные после сна, стали сноровистыми, упругими. Видно расходился.

Его нагнали, когда уже рассвело. Нагнали, не заботясь о том, что он услышит погоню. Шумели не по-детски, изображая из себя загонщиков на охоте. Спешить было некуда, все равно не уйдешь. Используя отпущенные минуты, он подобрал лежку для последнего боя. Расположился. Дослал патрон в патронник «Стечкина». Проверил патроны в магазинах калаша, поставил флажок на одиночную стрельбу.

– Лихой!

Обернулся. За спиной в полный рост стояли свои, в форменной одежде, разгрузках, но без оружия. Серый, Костя Маленький, Кит, Емеля, Фима и Старый. Вся группа.

– Ребята, вы как здесь? Ведь вы же погибли?

Слегка нависнув над ним, заговорил Старый, именно он умудренный опытом и прошедший и Крым и Рым, учил молодняк искусству боя и выживания:

– Заканчивай, Лихой. Это теперь не твоя война, да и для нас она давно закончилась. Спасибо за кровника. Уходи.

– Куда мне идти?

– Вот он знает.

Раздвинув бойцов, перед глазами Лиходеева появился старик. Где-то он его уже видел. Где? Тренированная память отказывалась произвести подсказку.

– Поднимайся, сварожич! Нельзя так долго смертному быть в Нави. Иди за мной.

Сделав шаг, провалился в туман, оттуда сознание выбросило еще непонятно куда. Жарко! Жарко так, что хочется выбежать на крепкий мороз, хоть минутку постоять на ветру, охолониться. Больно! Ох, как же больно! А еще этот голос. Мать его так! Что же он так скрипит!

– Славна и Триславна будь Жива-Живица, богиня жизни и носительница Света Родового! Вижу, как сходишь в лучах Деда Дажбога, входишь в источники телес увечного и наполняешь здоровьем, силой и благом. Без тебя нет жизни в людине, а есть лишь Мать Мара, что вестует о конце жизни Явной. Ныне молю да славлю Свет Рода Всевышнего, который с тобой приходит и через ладони мои излучается. В том Свете вся жизнь существует и вне ее – ничто, то сам Род-Породитель в лике твоем сходит. Льется слава тебе стоголосая, Прародительница жизни, Матушка Жива! Слава Живее-Живеце!