Ллойд Александер - Черный Котел

– Очень просто осудить зло явное, отделенное от всего, – ответил Гвидион. – Но, увы, во многих из нас хорошее и плохое тесно сплетается в причудливый узор, как нити на ткацком станке. И требуется гораздо большая, чем у меня, мудрость, чтобы судить человека.

Тарен все еще внутренне сопротивлялся такому решению Гвидиона. Тот понял это и терпеливо объяснил:

– Король Моргант служил Сыновьям Дон долго и преданно. Он был бесстрашным и благородным лордом, пока жажда власти не иссушила его сердце. В битвах он не единожды спасал мне жизнь. Это все к его чести и не может быть забыто или отвергнуто. Вот почему, – сказал он твердо, – я приказал чтить Морганта. Его – за то, чем он был. Эллидира – за то, чем он стал.

Тарен нашел своих друзей возле палатки Морганта. Благодаря неустанным заботам Эйлонви Гурги мало-помалу приходил в себя после страшного удара, полученного от стражника. Но выглядел он еще сильно помятым.

– Бедная, слабая голова разбита на маленькие дольки, а в каждой дольке по большой больке! – причитал Гурги, пытаясь улыбнуться Тарену. – Гурги опечален, что не бился рядом с добрым хозяином. Он бы когтил и крошил злых воинов! О да!

– Драчунов здесь было и так достаточно, – сказала Эйлонви. – Я нашла твой меч, – обратилась она к Тарену, протягивая ему оружие. – Но мне бы хотелось, чтобы Даллбен не давал его больше тебе. Каждый раз это приносит столько хлопот.

– Думаю, что наши трудные хлопоты окончились, – вставил Ффлеуддур, баюкая свою раненую руку. – Ужасный черный котелок лопнул благодаря Эллидиру. – Он печально вздохнул. – Барды станут петь о наших, как ты, Эйлонви, говоришь, хлопотах. И о его подвиге тоже.

– Мне наплевать на все песни бардов, вместе взятые, – проворчал Доли, потирая распухшие уши, которые постепенно стали приобретать свой естественный цвет. – Не желаю больше никаких затей, пусть даже придуманных самим Гвидионом, если мне еще хоть разок придется становиться невидимкой.

– Добрый старый Доли, – засмеялся Тарен, – чем больше ты ворчишь, тем больше, значит, доволен собой.

– Опять! Добрый. Старый, – проворчал карлик. – Знаем, слыхали!

Тарен заметил отдыхавших под дубом Колла и короля Смойта. Он направился к ним. Колл снял свой плотно пригнанный шлем, и обнажилась его весело поблескивающая лысина. Лицо Колла, испещренное синяками и ссадинами, лучилось доброй улыбкой. Он поднялся и положил руку на плечо Тарену.

– Не удалось нам встретиться пораньше, сынок, – сказал Колл, подмигивая. – Но подозреваю, ты был слишком занят все это время.

– Клянусь моим телом и кровью! – проревел Смойт, хлопнув Тарена по спине. – В прошлый раз ты выглядел ободранным кроликом. Теперь кролик исчез. Остались лишь кожа да кости! Ха-ха-ха!

Громкий скрипучий звук переплелся с хохотом рыжебородого короля. Тарен с удивлением обернулся и увидел стоящего в отдалении Гвистила, маленького, тщедушного и, как обычно, настороженного. На плече у него вертелась, подпрыгивала и радостно крутила головой ворона Карр.

– Опять ты, – пропищал Гвистил, уныло вздыхая, когда Тарен подошел к нему. – И не обвиняй меня в том, что случилось. Я предупреждал. Однако что случилось, то случилось, и не стоит об этом вспоминать. Но я не виноват.

– Хватит притворяться, Гвистил из Дивного Народа, – весело сказал Тарен. – Больше ты меня не проведешь. Я знаю теперь, кто ты и какую доблестную службу сослужил нам.

Карр томно закаркала, когда Тарен погладил ее твердые перья и почесал у нее под клювом.

– Посади ее себе на плечо, – сказал Гвистил. – Именно этого ей хочется. Она твоя.

Ты получаешь ее в подарок с благодарностью от Дивного Народа. Потому что и ты нам сослужил добрую службу. Нам было очень тревожно, пока Крохан где-то затаился и ждал своего часа. Ну же, снимай ее, она твоя, – грустно вздохнул Гвистил. – Жалко расставаться, но она полюбила тебя. Это правда. Отныне я перестану держать у себя ворон, всех их перестану приваживать. Одно расстройство.

– Таррен! – прокаркала ворона.

– Но хочу предупредить тебя, – добавил Гвистил, – поменьше обращай внимания на ее болтовню. Чаще всего она каркает лишь для того, чтобы послушать саму себя. С некоторыми людьми это тоже бывает, как я заметил. Так что не слушай. Нет в том никакой пользы. Никакой.

После того как были воздвигнуты могильники и погребенным воинам отданы положенные почести, Гвистил отправился на свой придорожный пост нести долгую и незаметную караульную службу. Король Смойт, его воины и все остальные покинули поляну и направили своих коней в сторону реки Аврен. Высоко под облаками, заслоняя своими крыльями солнце, кружили гвитанты. Взмах за взмахом они уносились туда, где простирались земли Аннуина. Охотников не было видно. Гвидион решил, что Араун, прознав о крушении Крохана, приказал им вернуться.

Растянувшийся по дороге отряд двигался не с победной радостью, а медленно и раздумчиво. Лицо короля Смойта, всегда жизнерадостное, было на этот раз мрачным. Он потерял слишком много воинов.

Тарен ехал рядом с Гвидионом во главе колонны. Карр покачивалась на его плече. Их окружали холмы, расцвеченные пестрыми осенними красками. Долгое время Тарен ехал молча.

– Странно, – наконец произнес он, – я так мечтал оказаться в загадочном мире взрослых мужчин и воинов, а теперь вижу, что он наполнен печалью, жестокостью, утратами и предательством тех, кто стремится разрушить все вокруг себя.

– Что ж, ты должен войти в этот мир, – ответил Гвидион, – потому что на каждом из нас лежит печать судьбы. Да, ты видел все невзгоды и все неустройство этого мира. Но эта горечь неотделима от любви и радости. Их не разделить. Вспомни об Адаоне, и ты все поймешь.

Гвидион направил Мелингар вплотную к Мелинласу и обнял Тарена за плечи:

– Подумай и о своих друзьях-спутниках. Из дружбы и преданности тебе они готовы были отдать все, чем дорожили, все, чем обладали.

Тарен кивнул:

– Я вижу теперь, что цена, которую я заплатил, была для меня ничтожной, потому что фибула никогда по-настоящему не была моей. Я носил ее, но она не была частью меня. Я счастлив, что хранил ее, сколько мог. В конце концов, я немного узнал о том, что чувствует вдохновенный бард и какие мысли и чувства посещают героя.

– Именно поэтому твоя жертва была еще труднее, – сказал Гвидион. – Ты выбрал участь стать героем не по волшебству, а благодаря собственному мужеству и мужая в невзгодах. А уж поскольку ты выбрал такой путь, хорошо это или плохо, тебе придется и рисковать жизнью, как мужчине. Ты можешь выиграть в этой битве, но можешь и проиграть. Время решит.

Колонна втянулась в долину реки Истрад, и здесь Гвидион остановил свою золотогривую лошадь.

– Мелингар и я должны вернуться в Каер Датил, – сказал он, – и оповестить обо всем короля Мата. Ты расскажешь все Даллбену, потому что знаешь намного больше, чем я.