Ярослав Веров - Земля 2.0 (сборник)

— Сейчас ахнет, — сказал Хват. — Отлеталась наша птица удачи.

О взрыве предупредил центральный компьютер, тот самый голос, который Хват отключил, едва пришел в себя после прыжка. На посадке, однако, Старый Эдди задействовал все оставшиеся в строю системы, и садилась «Синяя птица» под механический речитатив, обещающий взрыв центрального реактора при достижении критической массы урановой смеси в нем. Компьютер, казалось, издевался над командой. Аккомпанируя себе раздирающим барабанные перепонки зуммером общей тревоги, он бесстрастно перечислял неисправности и поломки, не забывая рекомендовать экипажу немедленно убраться и грозя отвратительными перспективами в случае ослушания.

— Миль на тридцать отошли. — Лекарь опустился на землю и махнул рукой в сторону покинутого корабля. — Хорошо, ветер от нас, а то уже скоро промокли бы под радиоактивным дождиком. Как там старик, Пол?

— Очухивается. Старый пень еще всех нас переживет, — хохотнул Полчерепа и бережно положил Эдди на землю. — Чего делать будем, Хват? — повернулся он к капитану.

— Так. — Хват вздохнул и огляделся по сторонам. — Надо разжечь костер, а то ночью вполне могут появиться местные зверушки. Хотя бывают такие, что никакой костер не поможет. Ладно, Пол, займись хворостом, тут его навалом. Жрать нечего, но до завтра потерпим, а там что-нибудь сообразим. Ночью будем дежурить по очереди, и если кто заснет, пусть лучше перед сном помолится.

«Синяя птица» взорвалась, когда костер еще только начал разгораться. Хват снял с пояса фляжку и пустил по кругу.

— Мне не было еще двадцати, — задумчиво сказал он, — когда нам достался этот корабль. Я только начинал тогда и летал с Ржавым Эриком.

В отблесках первых языков пламени узкое, с резкими чертами лицо Хвата казалось особенно опасным и хищным. Эдди приподнялся на локте и приложил палец к губам. Капитан никогда не рассказывал о своем прошлом, и теперь, несмотря на то, что команду заботили вещи поважнее воспоминаний, все трое молча придвинулись и приготовились слушать.

— Тот еще парень был этот Ржавый, — прищурившись, процедил Хват. — Для него завалить человека было легче, чем помочиться. И парней он не ценил, не берег людишек. Вот и кончил плохо.

— Слышь, Хват, говорят, что… — Полчерепа осторожно посмотрел на капитана. — В общем, это…

— Ну, — усмехнулся Хват, — договаривай. Что, опасаешься? Можешь не бояться, мы не в том положении, чтобы держать языки на привязи. Нам много о чем предстоит друг другу рассказать, парни, и не особо стесняться, если хотим выжить. Ладно, Эрика сделал я, ты ведь об этом собирался спросить? Он к тому времени всех достал, и ребята давно примеривались, только духу ни у кого не хватило. Вот я его и сделал. Ножом в спину, если это тебя интересует. Исподтишка, под левую лопатку, он лишь раз дернулся и враз отошел. А знаете, почему?

— Что «почему»? Почему в спину или почему именно ты? — подал голос Лекарь.

— И то, и другое.

— Почему же?

— Я с детства знал, что люди бывают трех сортов. Бывают главари, и бывает стадо. А между ними — так, неопределившиеся — прослойка. Большинство — это стадо, овцы, их доят, стригут и режут. Стадо лишь думает, что сообща решает что-то, но это только иллюзия, а на самом деле за него все уже решено главарями. Но таких очень мало, тех, за кого никто не решает, тех, кто решает за себя и за других. И для того, чтобы стать главарем, надо сделать две вещи: покинуть стадо и пробиться, протолкаться через прослойку. И тогда, если ты справишься с этим, то наверняка окажешься один на один с другим главарем, тем, кто проделал те же самые вещи до тебя. И тут или ты его, и при этом все средства хороши. Или он тебя, а у него в загашнике средств поболее твоего, тех самых поганых, подлых навыков и приемов, которые и сделали его главарем.

— Ты хочешь сказать… — Лекарь ошеломленно глядел на Хвата. — Ты что же, хочешь сказать?..

— Я уже сказал. Надо быть главарем, понятно? И тогда ты будешь решать за своих овец. Вот мы сейчас в глубокой заднице, мы потеряли стада. И если не найдем их вновь, то нам конец, мы все здесь подохнем. Но будьте уверены, я сделаю все для того, чтобы этого не случилось. Мы будем идти, пока не найдем, где пасутся овцы. И тогда снова станем главарями. Всем понятно?

— Понятно, — насмешливо протянул Старый Эдди. — Только я ведь не дойду, Хват. И придется вам искать свои стада без меня.

— Ты дойдешь. Пол понесет тебя, пока при силах.

— Да? Еще пара дней без жратвы, и нести надо будет самого Пола. Что тогда?

— Тогда и будем об этом думать. А пока что — выкладывайте, что у кого есть. Сейчас каждая булавка на счету и может решить, жить нам здесь или подыхать.

Осмотр личного имущества оптимизма команде не прибавил. Старомодный револьвер Эдди оружием мог считаться лишь условно. У остальных огнестрельного вовсе не оказалось.

— Скальпель есть, — смущенно признался Лекарь. — Ну, и слабительное в аптечке, вот и весь мой арсенал.

— Ничего, — подвел итог Хват. — У нас пока что есть мы. Я не променял бы Пола и на сотню стрелялок. Все, парни, спать. Первым дежурю я. Эдди, ты следующий, я разбужу тебя через три часа. Хотя кто знает, сколько длится местная ночь. Хорошо, воя не слыхать: похоже, зверушек в лесу не так много, как могло оказаться.

Будить Эдди Хвату не пришлось. Не прошло и получаса с начала ночного дежурства, как на горло капитану упала веревочная петля. В следующий момент веревку рванули, петля затянулась, и Хвата поволокло по земле.

— Подъем! — сумел выкрикнуть он, но исполнить команду остальные не успели. Минутой позже всех четверых уже усадили на землю спинами к угасающему костру, с веревочными петлями на шеях и намертво связанными руками.

— Тебе не кажется, капитан, что овцы сами нас нашли? — язвительно осведомился Старый Эдди.

Хват не ответил. Он завороженно смотрел на приближающихся людей. Было их не меньше дюжины, и каждый держал в руке факел. Хват подумал, что ничего более нелепого в жизни не видел. Одеты люди были в звериные шкуры, вооружены дубинками и копьями, и в то же время на запястье у одного из них Хват разглядел часы, у следующего на груди болтался бинокль, а третий и вовсе деловито нацеливал на пленных громоздкую допотопную кинокамеру.

Самое удивительное, однако, было не в том, что каждый абориген носил на шее ожерелье и в свете факелов камни на ожерельях отбрасывали пронзительные отблески, освещающие окрестности не хуже самих факелов.

— Бриллианты, — ошеломленно прошептал Полчерепа. — Клянусь жизнью, они, их ни с чем не спутаешь.

Ближайший абориген вскинул руку и заговорил. После первых же слов Хват с удивлением понял, что понимает, о чем речь: одетый в шкуры абориген изъяснялся на галакте.