Карен Монинг - Рожденная огнем

— И могу оказывать успокаивающий.

— Прекрати. Я тебя не просила.

Он прижал запястье к основанию ее позвоночника, подержал немного, без сомнения, смешивая кровь с кровью, и сообщил:

— На сегодня все.

— Закончи ее, — потребовала она. — Я знаю, ты можешь.

Внезапно спине стало холодно, поскольку тепло его тела исчезло.

Ей на плечо упала футболка, и она рывком натянула ее поверх бюстгальтера. Спорить бесполезно. Она поднялась, потянулась и обернулась.

— Расскажи, что произошло с тобой в Зеркалах, и я закончу ее.

Они смотрели друг на друга с расстояния разделявшего их стула.

— Я выросла, — сказала она.

— Полную версию.

— Это полная версия. Ты говорил, что дашь мне карту.

Он бросил карту — она поймала ее одной рукой и засунула в рюкзак. Конечно, теперь можно дать ей карту. Он точно знает, что она вернется за татуировкой. Карта нужна была ей по двум причинам: протестировать теории относительно самых маленьких дыр и предупредить людей о точном их расположении, чтобы избежать нечаянных смертей. Но что более важно — нужно найти способ убрать космических пиявок из ткани родной реальности.

— Завтра вечером, в то же время? — спросила она.

— Завтра вечером я занят.

Скотина. Он собирался издеваться над ней и тянуть с завершением татуировки?

Он самим своим присутствием теснил ее к двери, мягко, но безоговорочно.

— Свиданием с Джо? — холодно поинтересовалась она.

— Джо трахается с Лором.

Она посмотрела на него.

— Как такое могло случиться? Лор предпочитает блондинок. И мне казалось, что вы с Джо — особый случай. — Она не верила в это, ибо Джо совсем не во вкусе Риодана.

Его холодные глаза засветились весельем.

— Начиналось как терапевтический трах, чтобы забыть бывшего. А теперь они оба в нем запутались.

Она выгнула бровь.

— Ты бросил ее, и она решила отомстить?

— Она бросила меня. И в ее формулировке это звучало как «избавление от моего вкуса на языке».

Ни одна женщина не бросала Риодана. И не избавлялась от его вкуса. Если Джо так сделала, он не просто позволил ей, а сам привел план в исполнение.

— Так чем ты занят завтра вечером? Отмени все. Это важнее. Я могу потеряться, — в приказном тоне потребовала она.

— Советую избегать Зеркал, пока мы не закончим. Послезавтра. Утром. В моем кабинете. Я закончу татуировку.

— Завтра. В течение дня.

— Тоже занят.

Почему он откладывает встречу? Каков его мотив?

— Я сама найду выход.

— Нет. У тебя есть меч. А у меня клиенты. И я планирую их сохранить.

Она помолчала мгновение:

— Я никого не убью, Риодан. Я уважаю твою территорию.

— Если я уважаю твою.

— Да.

Он протянул ей мобильный.

— Возьми. ВВСД пока недоступен, но остальные номера работают.

Она сунула телефон в карман и выскользнула из двери.

Он закрыл за ней дверь, поверив ей на слово и позволив уйти без сопровождения.

Без какой-либо четкой причины она повернулась и прижала ладонь к двери. Посмотрела на нее и склонила голову, размышляя, какого черта она делает.

Миг спустя она встряхнулась и быстро зашагала по коридору, сдвинула панель и вошла в лифт. Будучи подростком, она бы обязательно сунула нос во все потайные уголки личного пространства Риодана, побывала бы везде, где успела, на всех запретных нижних уровнях, пока он не поймал бы ее. Сейчас она осознавала, что вела себя так в основном ради того, чтобы быть пойманной и поскандалить с ним.

У женщины, которой она стала теперь, имелись свои дела.

Риодан, стоявший в комнате, отнял ладонь от двери.

— Ну, день уже настал? Настал? Настал? НАСТАЛ? — взвился Шазам из-под сбитых покрывал без единой подушки, как только она вернулась.

— Скоро, — пообещала она и напомнила: — Говори тише.

— Ты снова пахнешь , — фыркнул Шазам, от волнения наворачивая круги. — Мне не нравится его запах. Он опасен.

— Он необходим. Пока что.

Она вытянулась на кровати, а Шазам подпрыгнул и жестко приземлился ей на живот всеми четырьмя лапами.

— И ничего больше? Просто необходим?

— Ой! Хорошо, что мне не надо сейчас в туалет!

Сорок с лишним фунтов Шазама во время его восторженных утренних приветствий были адом для полного мочевого пузыря. Что уж говорить о чувствительной свежей татуировке? Ее просто вжало в кровать.

— И больше ничего, — заверила она.

— Он закончил?

— Еще нет. Но скоро.

Шазам резко сдулся. Этот любитель мелодраматических эффектов всегда так делал.

— Все пойдет совершенно неправильно, — взвыл он. — Так всегда бывает.

Он шмыгнул носом, фиалковые глаза наполнились слезами.

— Не будь таким пессимистом.

Он вздыбил шерсть на спине и пронзительно зашипел на нее, распаляя свою обиду.

— Пессимистов называют пессимистами, только когда они неправы. А когда мы правы, мир считает нас пророками.

— Фу, рыбный дух!

— Какой дрянью кормишь, такой и пахну. Принеси что-нибудь получше.

— Все у нас будет хорошо. Вот увидишь.

Он поерзал пухлым задом, устраиваясь к югу от ее груди (мягкие участки, на которые ему никогда не позволялось прыгать), уложил живот, толстый настолько, что пришлось раздвинуть длинные передние лапы. Он подался вперед и ткнулся влажным носом ей в лицо.

— Я вижу тебя, Йи-Йи.

Она улыбнулась. Все, что она знала о любви, она почерпнула от этого курносого, капризного, маниакально-депрессивного пушистого обжоры, который бесчисленное количество раз сопровождал ее в ад и обратно. Он один защищал ее, любил ее, дрался за нее, учил верить в то, что жизнь стоит того, чтобы жить, даже когда никто не видит, как ты живешь.

— Я тоже вижу тебя, Шазам.

[49] Песня «Everything I Own» группы Bread .

Я оставила ее. Девушку, которая выглядела, как моя сестра, и обладала ее воспоминаниями и уникальными характеристиками — я просто оставила ее там, в подвале, где я была при-йа , сидеть среди ящиков с оружием, патронами, запасами еды, потому что она выглядела невыносимо потерянной и печальной.

«Так мама и папа думают, что я умерла?» — спросила она, когда я выходила.

«Они похоронили тебя. Я тоже», — бросила я через плечо.

«Младшая, они в порядке? С мамой ничего не случилось, когда она решила, что я умерла? А папа…»

«Они здесь, в Дублине», — холодно прервала я ее. — Спроси у них сама. Давай, попытайся убедить их. Хотя нет, не пытайся. Держись подальше от моих родителей. Даже не смей приближаться к ним».

«Они и мои родители тоже! Мак, ты должна мне поверить. Зачем мне лгать? Кем еще я могу быть? Что не так? Что с тобой случилось? Как ты стала такой… жесткой?»

Я вылетела прочь. Некоторые части меня просто перегорели, и нет никакой возможности снова их включить. Я стала жесткой, как она это называет, потому что мою сестру убили.