Ян Леншин - Турнир самоубийц

Мрачный распорядитель потребовал от молодчиков объяснений. Те показали ему полицейские значки и сунули под нос бумагу. Блинч нахмурился еще больше, но с расспросами лезть перестал.

Тут Башня исчезла вместе с аэростатом. Полицейские всполошились, забегали. До того смирно лежавший на земле господин в костюме-тройке мячиком подпрыгнул, ударил головой растяпу-конвоира, да так, что тот повалился на снег; из рассеченного лба хлынула кровь. Со скованными за спиной руками человек помчался в конец трибун, перепрыгивая через три ступеньки.

Полицейские не стреляли: во-первых, можно задеть зрителей, а во-вторых, бежать резвачу все равно некуда. Он как будто этого не понимал. Достигнув края трибун, прыгнул в пустоту, но вместо того, чтобы рухнуть вниз и переломать все кости, оказался на крылечке с ажурными перильцами – Блуждающая Башня появилась в нескольких метрах над землей, тут как тут. Аэростата не было, лишь пара тросов зацепилась за фронтон и свисала, будто стальной серпантин. Навстречу ловкому малому гостеприимно распахнулась дверь. Полицейские опомнились, начали палить, да только Башня исчезла в мгновение ока, только ее и видели.

Внезапно Ульрику пришло в голову, что отправиться на вечер встречи выпускников не такая уж плохая идея.

– Ты совсем чокнулся, да? – ласково спросила Джен, когда страсти на трибунах немного улеглись. – Ничего, скоро все закончится. Послезавтра финальное испытание. Нужно будет сфотографировать Механического Человека. Но если решишь снова набить ему морду, возражать никто не станет. Эй, ты куда?!

Джен смотрела, как за окном проносятся ухоженные фермы, церквушки, бесконечные поля и пашни. Салон заливал густой, будто мед, солнечный свет. Зима кончилась, едва они отъехали от Блэткоча. Небо прояснилось и стало бездонно-синим.

Ульрик вовсю приставал к пассажирам. Некоторые пробовали его вразумить, но все старания оказались тщетны. Люди не выдерживали, и один за другим ретировались в другой вагон.

…Со стадиона молодой человек отправился прямиком на вокзал и сел на поезд до Готтлиба. В том, что Ульрик собирался отмочить очередной безумный трюк, Джен не видела ничего необычного. Удивляло другое. Почему ей было до этого дело? Джен смотрела в окно и с грустью размышляла: с каких пор этот противный, несносный, нахальный, чудаковатый и высокомерный тролль стал ей небезразличен?

Тем временем Нейтан, поглядывая в зеркальце, выводил пальцем на щеках зеленые полоски. Когда закончил, вытащил из пакета сухой ромашковый венок, нацепил на голову и стал привязывать к рукам и ногам капустные листья. Отправленный на разведку пассажир увидел приготовления Нейтана и без лишних слов поспешил вернуться к своим.

Чтобы скоротать время, Джен листала забытый кем-то «Вестник Готтлиба». Выпуск оказался прескучным. Не было ни картинок с котами и смешными подписями к ним, ни советов, как распознать тролля, даже не нашлось ни строчки о Котовстве – словно такого праздника вовсе не существует. Только статьи про политику и экономику. Кому они нужны? Все-таки эти готтлибцы престранный народ.

На передовице красовалась статья с заголовком:

Статья сопровождалась фотографией пузатого ящика на ножках с тремя странными циферблатами спереди и ручкой сбоку. Джен принялась читать – больше делать все равно было нечего.

Загадочные изобретения Древних могут оказаться самой крупной мистификацией за всю историю Мехатонии.

Ни для кого не секрет, что ученые до сих пор не знают, ни кем были Древние, ни как они выглядели, ни даже что сталось с этой некогда населявшей землю могущественной расой. Мы называем их «Древними» и считаем, что они могут быть гостями, прибывшими к нам с другой планеты или даже Вселенной. Существами, наделенными поразительной мощью, что жили на свете тысячи, сотни тысяч, а может, и миллионы лет назад.

Но что, если никто никогда не видел ни самих Древних, ни их останков, потому что их никогда не было? Вполне вероятно, что Древние – не более чем ловкая выдумка.

Самым весомым доводом в пользу существования Древних считаются приписываемые им изобретения. Например, лотоматоны, над устройством которых ученые до сих пор ломают головы.

Все мы прекрасно знаем, что так называемые «печати», выдаваемые лотоматонами, не имеют юридической силы, но на деле люди безоглядно верят машинам. Спросите себя, кому выгодно «распределение ролей»? Правительство, прикрываясь свободой и равенством, вселило в умы и сердца простых граждан веру, что ни один талант, каким бы он ни был, не станет прозябать в одиночестве и забвении, а, любовно выпестованный, засияет всеми гранями. Но так ли это? Может быть, сильные мира лишь потешаются над обывателями, раздавая печати по собственному усмотрению? Что, если знаменитая «прозорливость» лотоматонов есть результат обычного самовнушения? Общество почти не оставляет ребенку, получившему печать, скажем, «УЧИТЕЛЬ», никаких шансов стать кем-то другим и заранее обрекает на судьбу преподавателя.

Ульрик Вайтфокс, один из немногих, кому хватило упорства и смелости доказать, что лотоматоны, как минимум, могут ошибаться. Не желая покорно принять судьбу, выбранную железным ящиком, он бросил вызов всему обществу. Но сколько жизней уже искалечено? Сколько людей безропотно приняли отведенную им участь и не решились протестовать?

В Мехатонии назрели серьезные перемены. Ученые должны во что бы то ни стало понять, как работают лотоматоны. Лишь зная критерии, которыми руководствуются машины при выборе той или иной профессии, имеет смысл с доверием относиться к печатям. Ведь может статься, что Древние использовали лотоматоны совершенно для других целей, нежели мы. Если, конечно, они вообще существовали на свете.

Далее шла заметка, озаглавленная: «Смерть над городом».

«На прошлой неделе по Готтлибу пронесся смерч, срывая крыши и переворачивая автомобили. Ущерб оценивается в пять миллионов лэков. Подобное стихийное бедствие было зафиксировано впервые за всю историю метеонаблюдений: смерчи в этих краях редкость».

Джен фыркнула. Подумаешь, какой-то смерч. То ли дело метеорит.

Она зевнула и отложила газету. Фермы кончились, мимо проплывали аккуратные домики пригорода. Раз или два поезд миновал мост, и Джен невольно залюбовалась раскинувшейся внизу серебристой водной гладью, с полумесяцами рыбацких лодок. Она прижалась к стеклу и с восторгом разглядывала искристые волны, следила взглядом за неспешным полетом чаек, считала островерхие крыши фабрик, что выступали на том берегу коричнево-красными громадами из пучины изумрудной зелени хвойных лесов.