Ян Леншин - Турнир самоубийц

Поезд причалил к запруженной народом станции. Из огромных окон куполообразной крыши бил мощными столбами солнечный свет. В его лучах вода, что струилась из фонтана на перроне, казалась расплавленным серебром.

Все вокруг было новым, блестящим, сияло медью и позолотой. Но, что самое удивительное, ни один пассажир не пытался отломить стеклянные шары, украшавшие перила лестниц, и унести с собой в качестве сувениров. Даже на хорошеньких мраморных ангелочков никто не покусился, не став откалывать им крылья на память.

Приговаривая «чух-чух-чух», Ульрик ринулся прочь из вагона. Джен едва поспела за ним. Черный цилиндр с серебряной звездой будто плыл над толпой, время от времени круто меняя направление в угоду сумасбродному хозяину.

Люди на улицах вовсю таращились на молодого человека, провожали недоуменными взглядами и крутили пальцами у висков, видно узнав.

Джен и не подозревала, что дома бывают такими большими, а тротуары такими чистыми. Ей пришло в голову, что если поставить все дома Блэткоча друг на друга, то не выйдет и трех этаких махин, поднимающихся этаж за этажом в ослепительно синее небо.

Она старалась не заглядываться на витрины магазинов и по возможности не отрывать взгляд от тротуара вовсе, и так наказанная за любопытство сверх меры: в стеклянной двери кондитерской Джен увидела свое отражение. Она и не подумала сменить промасленный комбинезон на платье, перед тем как отправиться в Готтлиб. Чувствуя себя последней неряхой и замарашкой, Джен угрюмо шагала следом за Ульриком, что выглядел в своем дурацком фраке куда пристойнее.

Нейтан плелся сзади. Джен где-то читала: ниндзя умели искусно маскироваться, буквально сливаясь с природой. Обмотанный листьями Нейтан изображал самый уродливый на свете куст.

Улица, по которой они шли, впереди оказалась перекрыта полицией. Громко играла музыка, всюду толпился народ. Готтлибцы что-то праздновали. Уж, конечно, не Котовство. Длинная очередь из семей с детьми змеилась по тротуару, пропадая вдалеке. Тут и там висели полотна транспарантов, и каждый гласил:

Узнай свою судьбу!

В стороне группа юношей и девушек во фраках держала плакаты: «Печать – клеймо» и «Лотоматоны – на свалку!» . Перед ними вышагивал парень в цилиндре и с мегафоном, время от времени выкрикивая: «Твоя судьба – тебе решать! Кем хочешь будь – на всех плевать!»

Всюду расклеены листовки с портретом Ульрика, на которых, вопреки ожиданиям, было написано не «Разыскивается!» и сумма вознаграждения, а «Мы с тобой!» и «Держись!».

Ульрик гордо прошествовал в начало очереди; следом крался Нейтан. Джен, кляня все на свете, замыкала процессию. У огороженного красным шнуром входа в пестрый шатер было особенно шумно и тесно. Четверо в странного вида костюмах, похожих на те, что носили сволочи, разгромившие гостиную, решительно преградили толпе путь. Ульрик вроде бы называл их агентами какого-то там Департамента и еще по-разному, но уже ругательно. В руках агенты сжимали резиновые дубинки. Когда молодой человек попробовал протиснуться мимо, его мягко, но решительно оттолкнули. Ульрик указал на приколотую к цилиндру звезду и гневно воскликнул:

– Киса, ку-ку!

Агенты остались невозмутимы.

– Похоже, нашу принцессу не пускают на бал, – пробормотала Джен.

– Не смейте так говорить о Господине! – взбунтовался Нейтан.

– А то что? – вяло поинтересовалась Джен. – Затыкаешь меня пальцем до смерти?

Полог шатра откинули, и показались трое агентов – отдуваясь, они несли престранный механизм, похожий на сейф. Толпа у входа забеспокоилась. Из ниоткуда появились репортеры и защелкали камерами.

– Назад, назад! – кричали агенты напирающей толпе. Дубинки в ход они не пускали и руками отталкивали особо ретивых граждан.

«Сейф» погрузили в машину. Толпа обступила грузовик. О том, чтобы ехать, и речи быть не могло. Напрасно водитель жал на клаксон, тряс кулаком и ругался, высунувшись из окна.

Завыли сирены. Толпа отпрянула, лица людей на мгновение превратились в застывшие маски, с провалами вместо рта и глаз. Родители подхватывали детей на руки и спешили скрыться.

В подворотне Джен заметила парня, что десять минут назад кричал в мегафон речовки. Демонстранты бросили плакаты и споро отрывали рукава пиджаков. У некоторых под фраками оказалась серая полицейская форма. Вытащив из мешка резиновые дубинки, молодые люди смешались с толпой.

Ульрик уверенно вышагивал по тротуару. Джен, смирившись с очередной прихотью безумного мальчишки, покорно шла рядом.

– Он не придет. Он никогда не приходит.

Вим оглянулась на вошедшего в класс Эрика. Комнату украсили, всюду висели разноцветные воздушные шарики и гирлянды, на доске красивым витиеватым почерком кто-то вывел: «Добро пожаловать!» , но вместо радости от праздника – ком в горле.

– С чего ты взял, я вовсе не…

– Брось. Не он один успел тебя хорошо изучить.

– Может, он опаздывает, как обычно. Ты ведь его знаешь.

– Или ему на всех плевать. Как обычно.

Эрик приблизился, попытался обнять. Вим отстранилась.

– Ты не можешь ждать его вечно. Он ответил хотя бы на одно письмо?

Вим промолчала.

– Идем в главный зал. Все уже собрались.

Вим, окончив университет, вернулась преподавать в родную школу. Как и предсказывал лотоматон. Встреча выпускников интересовала ее по одной причине – это отличный повод увидеться со старыми друзьями. В особенности с одним.

Вим отправила Ульрику несколько приглашений, но в ответ не получила ни строчки. Она то и дело поглядывала на вход, правда, без особой надежды. Эрик верно сказал. Ульрик стесняется печати и ни за что не придет. Глупо ждать.

Многие в городе поддерживали Ульрика в его противостоянии с лотоматонами. Готтлибцам пришлось по вкусу упорство молодого человека. Они хотели знать, как лотоматоны выбирают профессии. Но Вим не нуждалась в доказательствах. Она всегда верила, что Ульрик не брайан. Сейчас он был в Блэткоче. В последние дни этот город не сходил с газетных страниц. Падение метеорита, Турнир Самоубийц… Со всей страны в Блэткоч потянулись туристы, а ведь недавно людей было не затащить в Столицу Метеоритов и под страхом смерти.

На сцену вынесли «Древо достижений», картину, написанную одним из выпускников много лет назад. Краска со временем потемнела, отчего «древо» стало смахивать на огромного спрута с множеством ветвей-щупальцев. Спутанные корни напоминали червей и символизировали традиции, превозносимые школой: Трудолюбие, Упорство, Честность, Ум, Сплоченность, Достоинство, Отвагу и Любознательность.

Под необъятным стволом, с черной бугристой корой, понималась сама школа, а многочисленные ветви были классами. С каждым годом ветвей становилось все больше, и со временем «Древо достижений» разрослось до поистине циклопических размеров. Самые первые, нижние ветви, были нарисованы пятьдесят лет назад, а не далее как на прошлой неделе к ним прибавилась еще одна. Короткая, на самом верху, с тремя листочками-именами: Эрик Вельтц, Вик Барбол. И Ульрик Вайтфокс.