Юрий Никитин - Ютланд и Мелизенда

Ютланд все такой же неподвижный, будто по-прежнему едут по ровной, как стол, степи. Мелизенда, потеряв терпение, поравнялась с ним и сказала как можно менее капризным, но все же капризным голосом:

– Ты обещал меня жалеть!

Он даже не повернул голову, а буркнул только спустя некоторое мгновение:

– Ну и что?

Она взвизгнула:

– А ты не видишь, какая я жалобная?

Он подумал, все же повернул голову и оглядел ее с головы до ног так, будто только что увидел:

– Ну как бы да…

– Жалобная? Увидел, наконец?

– Если жалобная, – проговорил он, – то могу сделать только еще жалобнее. Если хочешь, конечно. Мы в дороге, не заметила?

Она отшатнулась.

– Чего это я восхотела бы стать еще жалобнее? Хотя вам, мужчинам, это нравится! Вы тогда кажетесь себе такими могучими великанами!

Он пожал плечами.

– Мне показалось, тебе это самой хочется. Когда жалобная, то стараешься выжимать что-то для себя.

– Что?

Он снова пожал плечами.

– Дядя Рокош сказал, женщин не понять…

– Вот-вот!

– …потому что они сами себя не понимают. А ты понимаешь?

Она крикнула:

– Я хочу, чтобы ты меня обсушил, закутал в теплое одеяльце и дал отдышаться!

– Фух, – сказал он с облегчением, – это могу. А то испугался, у тебя ж запросы… Алац, к тем деревьям!

Хорт первым ринулся вперед, хотя ему никто приказов не отдавал, но он не работник, а друг, потому сам знает, что делать в команде, быстро обследовал группу самых толстых вязов, обнюхал траву вокруг, приглашающе гавкнул.

Ютланд в самом деле снял ее с седла, стер повисшие брызги, она сладостно дала закутать себя в теплое одеяло и усадить, как куклу, у дерева, прислонив спиной к шершавому стволу.

А еще он моментально сгреб в кучку нападавшие с деревьев сухие веточки, дважды ударил кресалом. В крохотном шалашике с готовностью вспыхнул огонь, Мелизенда счастливо потянула к нему озябшие руки.

Ютланд расседлал коней, с Алаца снял оба мешка, перед озябшей Мелизендой появилось что-то вроде скатерки, на которую выложил неизменные хлеб и сыр.

– Если жаждешь мяса, – сказал он, – только пискни. Хорт для тебя принесет сразу же. Он тебя вроде бы уже принял. Хоть оленя, хоть кабана, хоть гуся.

– Но сам сожрет большую часть? – спросила она. – Тогда пусть ловит то, что любит больше всего. А я так… немного с краешку.

– Он жрет все, – предупредил Ютланд. – Может принести вот такенного водяного тритона! Или змею толще твоих ног и длиннее твоих волос.

Оба зябко передернула плечами.

– Нет-нет, тогда лучше гуся. Или утку. Но за волосы спасибо.

Он кивнул, но ей почудилось, что по его словно выкованным из металла губам скользнула улыбка. Пусть даже только тень улыбки, но все равно, это же Ютланд, холодный, как вечный лед на вершинах гор!

Хорт в самом деле вернулся удивительно быстро, словно гусь поджидал его прямо за кустами, посмотрел на Ютланда, потом на Мелизенду жуткими красными глазами и вдруг сунул еще живого гуся ей в руки.

Мелизенда машинально взяла, а гусь ощутил, что хватка послабее, принялся вырываться. Ютланд тут же оказался рядом и моментально свернул ему шею.

– Хочешь, – спросила Мелизенда растерянно, – чтобы я его ощипала?.. Я не умею… хотя, может, и умею, но не пробовала…

– Тогда придется ждать до завтрашнего дня, – сказал Ютланд. – Давай покажу. Потом перед другими принцессами будешь бахвалиться дивным умением потрошить гуся.

– В обморок упадут, – предположила Мелизенда.

– Так это же здорово? – сказал Ютланд кровожадно. – Если еще и помрут в ужасе, то вообще останешься единственной в мире!

Она фыркнула.

– Разве я и так не единственная? Запомни, я лучшая!.. И тебя сделаю счастливым, как бы ты ни сопротивлялся!..

Ютланд хмыкнул, и пока она хватала ломти хлеба и сыра, быстро содрал шкуру вместе с перьями, бросил в кусты, хорт тут же прыгнул следом, а Ютланд выпотрошил добычу и, наколов на прут, отгреб в сторону багровые угли и разместил над ними тушку.

Мелизенда, выказывая, что понимает тонкости приготовления пищи на костре, что на самом деле не на костре и даже не на углях, а над раскаленными углями, заметила дымящийся уголек и палочкой откатила его обратно к пылающим сучьям.

– У тебя нехилые запросы, – проговорил он с насмешкой. – Лучшая… заставлю… сделаю… не смей перечить…

Она охнула.

– Я так сказала? Как тебе не стыдно брехать так нагло и глядеть при этом прямо в мои честные женские глаза?.. У меня только один запрос, милый. Только один.

Он посерьезнел, что-то голос у нее стал чуть ли не угрожающим. Во всяком случае, по спине почему-то побежали мурашки.

– Если только один, – сказал он, – то это что-то слишком. Ты меня просто пугаешь. У тебя всегда сто вопросов и тысяча требований.

– А ты пугливый?

Он признался:

– Ничего на свете меня так не пугает, как ты. Куда там дивам!

– Хорошо, – сказала она строго и раздельно, – Ютланд, мне нужен ты. Не только на сейчас, а навсегда.

Он взглянул исподлобья.

– Да неужели? И зачем? С веником ходить в коридоре?

– Во-первых, – сказала она, – я жить не могу без тебя. Это главное, но ты можешь не обращать внимания на такие мелочи, а во-вторых, в тебе нуждается Вантит.

Он постарался пропустить мимо ушей ее главное, хотя и ощутил, что это как-то трусливо, словно отступает перед более сильным противником, даже не пытаясь сопротивляться.

– Вантит? – переспросил он, как надеялся, с суровой мужской иронией. – Страна мастеровых и торговцев? Что всегда в сторонке от войн и конфликтов?

Она кивнула величественно, однако голосок прозвенел с печальными нотками:

– Народ этого не знает, но Вантит только с виду несокрушим. Пятьсот лет удавалось избегать войн! От набегов и претензий либо откупались, либо интерес жадных к добыче умело переводили на земли наших противников.

– А сейчас?

– Все исчерпано, – сообщила она обреченным голосом. – Надвигается война, а такое мы очень не любим.

– Кто напал?

Она посмотрела свысока.

– Пока никто. Но тучи уже собрались, понимаешь?.. Восточные соседи накапливают войска на кордонах, местные князья требуют больше власти и самостоятельности… Обещают лучше защищать страну, но так быстрее развалят…

Он фыркнул.

– Еще никто ни на кого не напал, а вы уже трясетесь? Сказано, вантийцы!..

– Я принцесса, – напомнила она сладеньким голоском, но с таким скрытым высокомерием, что ему тут же захотелось ухватить наглую дурочку за шею и с силой постучать мордочкой о древо. – Я обязана видеть дальше, чем простолюдины, о которых обязаны заботиться в целом, в то время как они сами заботятся только о себе и своих семьях.

– И ты точно видишь войну?

Она всмотрелась в его лицо, гнев в нем разгорается уже заметнее, ответила кротко: