Майкл Суэнвик - «Ничего особенного», – сказал кот

Своего прапрадеда я никогда не видел, эту историю рассказал мне дед, и я запомнил ее, хотя дед умер, когда я был еще ребенком. Крепко зажмурив глаза, я способен увидеть его лицо – колеблющееся, словно я смотрю на него сквозь пламя свечи, – когда он, укрытый большим пуховым одеялом, лежал на смертном ложе в своей нью-йоркской «квартире-вагоне», со слабой улыбкой на устах, а волосы, раскинувшиеся на подушке белым ореолом, делали его похожим на одуванчик, ожидающий, когда же ветер разомкнет губы и подует.

– Восстание было обречено с самого начала, – говорила мне позднее Мэри. – Ружья, которые должны были прибыть из Германии, перехватили по дороге, правительственные силы в четырнадцать раз превосходили повстанцев по численности. Британские пушки громили Дублин, не выбирая целей. Город пылал, есть было нечего. Когда побежденных повели в тюрьму, а потом на казнь, уцелевшие жители свистели и улюлюкали, потому что народ в целом их не поддерживал. По всем общепринятым стандартам этот результат следовало рассматривать как фиаско. Но даже и такой исход подкрепил наше сознание независимости. Мы терпели поражение за поражением, но, поскольку никогда не признавали их, каждый разгром и каждое унижение вели нас все ближе и ближе к победе.

Ее глаза горели.

Полагаю, чтобы вы поняли эту историю, мне следует рассказать о глазах Мэри. Но раз уж я собираюсь рассказать о ее глазах, то сначала должен рассказать о святом источнике.

В Буррене имеется святой источник, который, согласно местным суевериям, должен излечивать зубную боль. Буррен – это единственное в своем роде обширное известняковое плато, лежащее на западе графства Клэр. Там практически нет почвы. Вместо земли там камень, и камень этот под действием стихий покрылся частой сплошной сетью малых и больших трещин, внутри которых растут целые сады из растений, какие вы нигде не найдете в таком изобилии. На юге и востоке там имеется множество пещер, и там, как и повсюду в этой прекрасной местности, можно найти множество дольменов и иных древностей.

Святой источник является одной из этих редкостей, хотя он представляет собой всего лишь круглую дыру около фута в поперечнике, наполненную водой и ярко-зелеными водорослями. Алтарь подле него – это уже современная постройка, сложенная неизвестными руками из ровных продолговатых камней, образовавшихся вследствие естественного выветривания известняка между трещинами (именно из-за этого процесса местные каменные стены столь своеобразны, а прогулки по плато столь опасны). Можно развалить постройку на части и разбросать эти части, насколько хватит сил, и никто слова не скажет. Но, вернувшись через год, вы обнаружите, что все восстановлено, как прежде, а вашего вандализма словно и не было. Люди посещают этот колодец с давних, очень давних времен. Христианские наслоения – образки и разбитые статуэтки святых, которые порой оставляют здесь как подношения наряду с аптечными пузырьками, гвоздями и монетами, – это современный и, вероятно, краткосрочный феномен.

Но следует знать – и именно по этой причине люди продолжают приходить сюда, – что этот святой источник действительно помогает. От многих святых источников нет никакого толку. Их можно отыскать на старинных картах, но, добравшись туда, вы не найдете там никаких подношений. Что-то произошло в давние времена – источник проклял какой-нибудь святой, или осквернил какой-нибудь грешник, или просто иссякла сила заклинания, – и чудеса прекратились, и верующие ушли, чтобы никогда не возвращаться. Между тем этот источник наполнен святой силой. Из-за нее, даже когда просто стоишь рядом, мурашки бегут по телу.

Вот такими и были глаза Мэри. Зелеными, как вода в этом источнике, и полными опасной магии.

О святом источнике я знаю потому, что получил большой выигрыш, обзавелся билетом для отъезда с планеты, а перед этим решил посвятить год осмотру всех тех мест на Земле, куда мне уже не светило вернуться, уделив последний месяц путешествию по земле моих предков. Я впервые в жизни попал в Ирландию, мне все там безумно нравилось, и я не мог удержаться от фантазий на тему того, что, возможно, дела мои на Внешних мирах пойдут настолько удачно, что когда-нибудь моего богатства хватит на то, чтобы вернуться и провести там остаток дней.

Я был глупцом и, что хуже всего, не понимал этого.

Мы познакомились в «Локте скрипача», это паб в той местности на западе, которую Bord Fбilte, а проще говоря, плакат на въезде, именовал Страной Йейтса. Я зашел туда вовсе не ради музыки, а лишь для того, чтобы укрыться от дождя и согреться крепким виски. Я сидел возле маленького камина, в котором горел торф, наслаждался теплом и сладким запахом, исходившим от огня, и вдруг кто-то открыл дверь в глубине зала и пошел собирать у посетителей деньги за что-то. Народ в пабе загомонил, и я, взяв стакан, подошел к стойке и спросил, что происходит.

– Майре на-Райаллакс, – пояснил хозяин, произнося последнюю часть имени скорее как «Рейлли». – Под конец своего турне она решила заскочить в какое-нибудь небольшое заведение и дать необъявленный концерт. Если хотите послушать, то стоит купить билет. Они уже скоро начнут.

Я не знал о Майре на-Райаллакс почти ничего, если не считать афиш, развешенных по городу. Так что я сообразил, что к чему, заплатил и вошел.

Майре на-Райаллакс пела без какого-либо оркестрового сопровождения, обходясь виртуальной электрогитарой, которой виртуозно управляла сама. Ее музыка была… ну, вы или слышали ее и знаете, или не слышали, а тогда слова ничего вам не скажут. Лично меня она загипнотизировала, растерзала, вознесла. Настолько, что в середине концерта, когда она пела «Жалобу Дейрдре», голова моя закружилась, и меня с неким пьянящим ощущением вырвало из тела то ли в сон наяву, то ли в галлюцинацию, а может быть, нужным словом будет «видение». Весь мир исчез. Остались лишь мы двое, взирающие друг на дружку поверх просторной равнины, усыпанной костями. Небо черное, а кости белые, как мел. Холодный, леденящий ветер. Мы смотрим друг на дружку. Ее глаза пронзают меня, словно копье. Они смотрят прямо сквозь меня, и я пропадаю, пропадаю, пропадаю… Наверно, я уже тогда наполовину влюбился в нее. Она всего лишь заметила, что я существую, и этого хватило для того, чтобы я утратил власть над собою.

Ее губы шевелились. Она что-то говорила, и я каким-то образом знал, что это очень важно. Но ветер подхватывал эти слова, прежде чем они успевали долететь до меня. Он выл, словно баньши, перед которой открылись все безрассудства мира. Он вскрикивал, как электрогитара. Когда же я попытался подойти к ней, то обнаружил, что охвачен оцепенением. Как я ни напрягал каждую мышцу тела, так что казалось, кости вот-вот начнут крошиться, пытаясь подойти поближе, пытаясь услышать эти слова, я не мог пошевелиться, не мог уловить ни единого звука из того, что она говорила мне.