Брендон Сандерсон - Убийца Войн

– Прошу извинить, ваша милость, но богиня теперь запретила всем жрицам спрашивать, можно ли вас принять.

– А предлагать ей выйти самой?

– Тоже, ваша милость, – ответила жрица. – И все другие формулировки, которые будут подразумевать просьбу оказаться вблизи от вашей милости, или ответить на ваше письмо, или передавать ваши послания в любой форме.

– Гм, – произнес он, постукивая по подбородку. – Она совершенствуется. Что ж, видимо, ничего не поделать.

Жрица не стала скрывать облегчения.

– Шныра, поставь мой шатер перед ее дворцом, – распорядился Жаворонок. – Сегодня я заночую здесь.

Жрица встрепенулась.

– Что-что вы сделаете? – переспросил Лларимар.

Жаворонок пожал плечами:

– Я не уйду, пока с ней не увижусь. То есть буду торчать здесь, пока она не обратит на меня внимание. Это длится уже больше недели! Если ей угодно упрямиться, я докажу, что могу быть таким же упрямцем. – Он многозначительно посмотрел на жрицу. – Я в этом, знаешь ли, дока. Опыт несносного шута. Полагаю, она не запретила пускать в здание белок?

– Белок, ваша милость? – не поняла женщина.

– Превосходно, – похвалил Жаворонок, когда его слуги разбили шатер.

Он вынул из ящика безжизненную белку. Затем негромко произнес новую команду, которую его люди запечатлели в безжизненном существе:

– Миндальная трава.

После этого он заговорил громче, чтобы услышала жрица:

– Ступай в здание, найди живущую там возвращенную и бегай вокруг нее да пищи во все горло. В руки никому не давайся. Ах да – и мебели переломай побольше. – Уже негромко повторил: – Миндальная трава.

Белка немедленно спрыгнула с его ладони и бросилась к дворцу. Жрица в ужасе посмотрела ей вслед. Зверушка начала пронзительно верещать – настолько не по-беличьи, что оставалось диву даваться. Она скрылась в здании, прошмыгнув между ног оторопевшего стражника.

– До чего же славный будет денек, – заметил Жаворонок и потянулся за виноградом.

Жрица побежала за белкой.

– Ваша милость, она не сумеет выполнить все эти распоряжения, – сказал Лларимар. – Несмотря на силу, которую придает дох, мозг у нее беличий.

– Поживем – увидим, – пожал плечами Жаворонок.

Во дворце зазвучали гневные крики. Он улыбнулся.

Канитель продлилась дольше, чем он ожидал. Всематерь славилась упрямством, что и доказала полная неспособность Рдянки манипулировать ею. Жаворонок сидел, лениво внимая группе музыкантов, а жрица время от времени проверяла, на месте ли он. Прошло несколько часов. Он ел и пил не особенно много, а потому не отлучался по нужде.

Жаворонок велел музыкантам играть погромче. Он выбрал коллектив, где было много ударных инструментов.

Наконец из дворца вышла измученная жрица.

– Ее милость примет вас, – с поклоном сообщила она Жаворонку.

– Ммм? – отозвался он. – А, это! Мне прямо сию секунду идти? А песню дослушать можно?

– Я… – подняла глаза жрица.

– О, ну тогда замечательно, – перебил ее Жаворонок, вставая.

Всематерь еще находилась в приемном зале. Жаворонок остановился в дверях, сделанных, как в каждом дворце, по мерке богов. Он незаметно поморщился.

Люди продолжали ждать в очереди, а Всематерь восседала перед ними на троне. Она была коренастой для богини, и он всегда считал, что ее белые волосы и морщинистое лицо странно смотрятся в пантеоне. Физически она была старейшим из божеств.

Жаворонок уже давно ее не навещал. Фактически… «В последний раз я видел ее в ночь перед тем, как Кроткая отдала дох, – осознал он. – Тем вечером, много лет назад, мы разделили ее последнюю трапезу».

Впоследствии он сюда не возвращался. Какой смысл? Они собирались исключительно из-за Кроткой. Всематерь обычно вполне откровенно и вслух высказывала все, что думала о Жаворонке. По крайней мере, она была честна.

Это было больше, чем он мог сказать о себе.

Когда он вошел, она его не приветствовала. Осталась сидеть, как сидела, слегка пригнувшись и слушая человека, который обращался с прошением.

– …теперь мои дети голодают, – сообщил тот. – Я не могу купить еды. Вот если бы работала нога, я бы вернулся в доки.

Он уставился в пол.

– Твоя вера похвальна, – изрекла Всематерь. – Скажи, что случилось с ногой?

– Несчастный случай на рыболовном судне, ваша милость. Несколько лет назад, когда ранние заморозки погубили мой урожай, я спустился с Высот. Устроился на штормовик – эти суда выходят на промысел во время весенних бурь, когда остальные стоят в гавани. Сорвавшаяся бочка ударила меня по ноге. Хромого уже никто не возьмет в плавание.

Всематерь кивнула.

– Я не пришел бы к вам, – закончил он. – Но когда жена больна, а дочь плачет от голода…

Всематерь положила руку ему на плечо:

– Я понимаю твои затруднения, но они не настолько тяжелы, как может казаться. Ступай и переговори с моим первосвященником. В доках есть человек, который передо мной в долгу. У тебя обе руки здоровы – будешь плести сети.

Мужчина с надеждой поднял глаза.

– Мы снабдим тебя пищей, которой хватит семье, пока ты освоишь новое ремесло, – пообещала Всематерь. – Благословляю тебя, ступай.

Мужчина встал, затем снова упал на колени и залился слезами.

– Благодарю вас, – шептал он. – Благодарю.

Жрецы увели его. В зале воцарилась тишина, и Всематерь пересеклась взглядом с Жаворонком. Она кивнула в сторону, и вперед выступил жрец, державший комочек меха, туго перетянутый веревками.

– Это твое, как мне доложили? – осведомилась Всематерь.

– Ах да, – ответил Жаворонок, слегка покраснев. – Ужасно сожалею. Она… того, сбежала.

– Случайно получив приказ меня разыскать? А после этого – с визгом носиться кругами?

– Что, и впрямь получилось? Интересно. Мой первосвященник решил, что беличий мозг не справится с такими сложными командами.

Всематерь наградила его суровым взглядом.

– Ох, – спохватился Жаворонок. – Я хочу сказать: «Ай-ай-ай! Она меня совершенно не так поняла. Глупая белка». Мои глубочайшие извинения, дражайшая сестра.

Всематерь со вздохом махнула в сторону боковой двери. Жаворонок направился туда, и она пошла следом в сопровождении нескольких слуг. Всематерь двигалась скованно, как полагалось по возрасту. «Мне мерещится или она действительно выглядит старше, чем раньше?» Конечно, это было невозможно. Возвращенные не старели. По крайней мере, не те, кто достиг зрелости.

Когда они оказались вне зоны видимости и слышимости просителей, Всематерь схватила его за руку.

– Что ты, во имя цветов, творишь? – прошипела она.

Жаворонок обернулся, изображая удивление:

– Но ты же не захотела меня принять, и…

– Кретин, ты хочешь лишить нас последнего авторитета? В городе уже судачат, что возвращенные слабеют и лучшие давно умерли.