Брендон Сандерсон - Убийца Войн

Сири вздохнула, посмотрев в сторону – на человека, поднявшегося в ее ложу. На Синепалого. Его руки были испачканы чернилами, и он по привычке и на ходу черкал в гроссбухе. Синепалый поднял глаза на Бога-короля, кивнул себе и сделал очередную пометку.

– Я вижу, что его бессмертное величество заняло трон, а вы, Сосуд, явлены правильно.

– Явлена?

– Конечно, – сказал Синепалый. – Это главная цель вашего сегодняшнего визита. У возвращенных не было возможности вас рассмотреть по прибытии.

Сири поерзала, стараясь сохранить достоинство.

– Не лучше ли им уделить внимание жрецам там, внизу? Вместо того, чтобы изучать меня.

– Наверное, – согласился Синепалый, не отрываясь от гроссбуха. – По моему опыту, они редко отвечают ожиданиям.

Он не выказывал к ним особого почтения.

Сири замолчала, размышляя. Синепалый так и не объяснил своего странного ночного предупреждения. «Не все во дворце таково, каким кажется».

– Синепалый, – заговорила она, – ночью вы сказали мне одну вещь… Что…

Он сделал большие глаза и мгновенно срезал ее взглядом. Затем вернулся к гроссбуху. Мысль была очевидна: не сейчас.

Сири вздохнула, борясь с желанием отпустить вожжи. Внизу жрецы, одетые в разноцветные наряды и стоявшие на низких помостах, неистово спорили, не обращая внимания на моросящий дождь. Она слышала, как они орут, но мало что из их гвалта имело для нее смысл, – похоже, обсуждалась и порицалась городская канализация.

– Синепалый, они и правда боги? – спросила Сири.

Писец замялся, затем наконец оторвался от гроссбуха.

– Возвращенные, – уточнила она. – Вы правда считаете их божественными? Они могут предсказывать будущее?

– Я… сомневаюсь, Сосуд, что спрашивать нужно меня. Позвольте мне позвать жреца, он вам ответит. Только дайте мне…

– Нет, – оборвала его Сири. – Жрец ни к чему – мне нужно мнение своего, человека обычного, такого как вы. Типичного приверженца.

Синепалый помрачнел:

– Прошу извинить, Сосуд, но я не приверженец возвращенных.

– Но вы служите во дворце.

– А вы в нем живете, Сосуд, однако мы оба не поклоняемся Радужным тонам. Вы – из Идриса. Я – из Пан-Каля.

– Пан-Каль – тот же Халландрен.

Синепалый вскинул брови, поджимая губы.

– Вообще-то, Сосуд, он совершенно другой.

– Но вами правит Бог-король.

– Мы можем принимать его как короля, не поклоняясь, как богу, – ответил Синепалый. – Это одна из причин, по которой я не жрец, а эконом.

«Его одежда, – подумала Сири. – Вот почему он постоянно ходит в коричневом». Она повернулась и глянула вниз – на жрецов, толпившихся на помостах. Каждый был облачен в наряд особой цветовой гаммы, означавшей, по ее догадке, служение тому или иному возвращенному.

– Так что же вы о них думаете?

– Хорошие люди, – сказал Синепалый, – но введенные в заблуждение. Как, мне сдается, немного и вы, Сосуд.

Сири взглянула на него. Он же вновь занялся бумагами. Он был не из легких собеседников.

– Но чем вы объясняете сияние Бога-короля?

– Биохромой, – ответил Синепалый, продолжая царапать в гроссбухе. Похоже, вопросы не вызывали у него раздражения. Он, очевидно, привык к помехам.

– Но остальные возвращенные не разлагают белое?

– Нет, – сказал Синепалый, – они и правда этого не делают. Хотя у них нет и такой уймы дохов, как у него.

– Значит, он все же другой, – определилась Сири. – Он родился с таким количеством?

– Вовсе нет, Сосуд. Могущество Бога-короля не происходит от биохромы, унаследованной по возвращении. В этом смысле он не отличается от других. Однако он владеет еще кое-чем. Это называется «светом мира». Забавное определение для кладезя дохов, который насчитывает десятки тысяч.

«Десятки тысяч?» – поразилась Сири.

– Так много?

Синепалый отрешенно кивнул.

– Говорят, Бог-король – единственный, кто достиг десятого повышения. Вот что преломляет вокруг него свет и наделяет другими способностями. Например, отменять команды безжизненным или пробуждать предметы устно, не прикасаясь к ним. Дело не столько в божественности, сколько в хранении многих дохов.

– Но где он их взял?

– Большинство изначально припас Миродатель Благословенный, – ответил Синепалый. – На Панвойне он собрал тысячи дохов. Он передал их первому Богу-королю Халландрена. Это наследство веками переходило от отца к сыну и умножалось, поскольку один раз в неделю каждый Бог-король получает два доха, а не один, как другие возвращенные.

– Однако, – произнесла Сири, садясь в кресло и чувствуя себя разочарованной.

Сьюзброн не был богом – всего-навсего человеком с ненормально большой биохромой.

Но… что же сами возвращенные? Сири снова скрестила руки, по-прежнему озадаченная. Ей никогда не предлагали объективно взглянуть на предмет своей веры. Остр был просто… ладно, богом. Когда говорили о боге, вопросов не задавали. Возвращенные же являлись не собственно божествами, а узурпаторами, изгнавшими приверженцев Остра из Халландрена.

И все же они были не настолько сильны. Как вышло, что королевский род лишили Халландрена? Сири знала официальную идрийскую версию: королевские особы не поддержали конфликты, которые привели к Панвойне. За это народ против них восстал. Бунт возглавил Калад Узурпатор.

Калад. Хотя Сири и прогуляла большинство занятий, даже она знала об этом человеке. Именно он вверг халландренцев в ересь создания безжизненных. Он собрал могучее войско невиданных тварей. В преданиях говорилось, что безжизненные Калада были опаснее, новее и диковиннее. Они внушали ужас и жаждали разрушать. В итоге его победил Миродатель, который прекратил Панвойну дипломатическим путем.

Предания гласили, что полчища Калада все еще где-то бродят. Выжидают момент, чтобы нахлынуть снова и насадить хаос. Сири понимала: это всего лишь легенда, рассказанная у очага, но думала о ней с неизменным содроганием.

Как бы то ни было, а Миродатель захватил власть и остановил Панвойну. Однако он не вернул Халландрен его законным правителям. В Идрисе говорили об обмане и предательстве. Монахи твердили о ересях, которые слишком глубоко укоренились в Халландрене.

Халландренцы, конечно, оценивали события по-своему. Сири недоумевала, наблюдая за возвращенными в ложах. Положение в Халландрене было вовсе не так ужасно, как ее приучили считать.

Вивенну трясло от пестрой толпы вокруг.

«Здесь даже хуже, чем говорили учителя», – сочла она, ежась. Парлин, похоже, уже освоился в толчее. Он сосредоточился на жрецах, споривших на арене.

Вивенна так и не решила, как назвать хранимый ею дох – чудом или кошмаром. Постепенно она пришла к заключению: он ужасен как раз потому, что прекрасен. Чем больше народа толпилось вокруг, тем глубже изнуряло ее их восприятие, усиленное дохом. Конечно, если бы Парлин мог разобраться в палитре, он не глазел бы на костюмы так тупо. Умей он чувствовать людей, получил бы такой же нокаут и был бы не в силах вздохнуть.