Ричард Адамс - Майя

Не знаю, ведомо вам или нет, но сказывают, что боги принимают то обличье, которое выражает их божественную сущность, точнее, ту часть их божественной сущности, которую они решили явить. Дело в том, что боги и богини – будто ломоть хлеба: куда его макнешь – в вино, в подливу, в мед или в молоко, да куда угодно, – такой вкус он в себя и вберет, а хлеб от этого только лучше станет. А еще сказывают, что даже боги не выбирают, какое обличье им принять; есть высшая сила, которая наделяет их подходящими чертами – в зависимости от того, кому и когда они являются, какие милости несут и тому подобное. Богиня может стать стрекозой или лунным лучом, а бог – змеем, леопардом или дряхлым путником. Но всякий раз, как такое случается, кто-то из смертных ощущает присутствие божества, а остальные ничего не замечают и высмеивают того, кто утверждает, что встретил бога, а иногда даже и измываются так, что до убийства дело доходит. Тут уж ничего не поделаешь, не все в мире совершенно.

Так вот, божественный Шаккарн гулял себе по лесу в обличье волшебного козла: сам белоснежный, шерсть длинная, глаже шелка, глаза сверкают алым огнем, копытца бронзой отливают, а рога золотые лирой изогнуты. Сами знаете, козы часто от стада отбиваются, и, если б Шаккарна кто издалека заметил, бога в нем не признал бы – подумаешь, козел и козел. Но тот, кому ниспослано божественное откровение, сразу бы ощутил присутствие бога.

Бродил Шаккарн по лесам и лугам и вдруг услыхал плеск воды и звонкий девичий голосок – Леспа песенку напевала. Стало ему любопытно, он подошел поближе и украдкой выглянул из-за кустов. А как увидел Леспу, так сердце у него и взыграло. Не выдержал он, даром что бог, и потихонечку к берегу направился, вроде как травку щипал.

При виде чудесного создания Леспа восхищенно ахнула и задрожала от восторга – такой неземной красоты она в жизни не видывала. Козел тем временем к самой воде подошел, якобы напиться, и держался сторожко, робко… Ну, это Леспа так решила. Больше всего она боялась чудесную скотину напугать, поэтому медленно двинулась к нему навстречу, руку протянула и шелковистой шерстки коснулась, а козел стоял как стоит, не убегает. Вот она и начала его крутые бока гладить да за ушами чесать, а потом выбралась на берег, обняла его за шею и к морде щекой прильнула.

Богиню Леспу не зря величают владычицей сокровенных грез – она, единственная из всех богов, способна открыть нам правду о самих себе, и для каждого смертного эта правда своя. Ее откровение – как милостыня: кто-то не заметит, а кто-то, может, и подберет, но цены не знает. А некоторые вообще его отвергают, не хотят признавать; затыкают уши, не желают правду о себе слышать. Так вот, Леспа стала владычицей сокровенных грез именно потому, что еще простой смертной эту правду в себе распознала и смиренно ее приняла.

Вот сидит она на берегу, обнимая волшебного козла, да и чувствует, как в нем желание загорелось – и не просто желание, а дикая, неукротимая похоть, безудержная, как молния; одним словом, животное начало. И тут Леспа поняла, что и в ней самой, в глубине ее естества это животное начало присутствует и никуда от него не денешься.

Леспа, конечно, сперва оторопела. Не забывайте, она все еще была простой смертной, к богам непривычной, поэтому откровение приняла с ужасом и со стыдом. Еще бы! Оказывается, в ней есть не только человеческая, но и звериная сущность, движимая низменными, животными желаниями. Все это открылось ей ярко, будто во сне, – сами знаете, на сон управы нет, всякое может привидеться. Леспа испуганно ахнула, вскочила и отбежала подальше, да только от правды не скроешься. А козел с места не двинулся, хотя и видно было, что очень ему хочется.

Некоторые утверждают, что именно поэтому Леспа поняла, кто перед ней, и с готовностью отдалась Шаккарну; а другие говорят, что она просто смиренно подчинилась низменным желаниям. По-моему, она поступила бессознательно, не рассуждая и не раздумывая, поддалась велению своего сердца, как птицы поднимаются на крыло во время осеннего перелета. Нет, не так – птицы не выбирают, отправляться им на зимние гнездовья или нет, а Леспа… Леспа ведь могла и воспротивиться воле богов, сбежать куда глаза глядят – и от Шаккарна, и от самой себя. Многие так и поступают, и это сразу заметно. Так что божественная сущность Леспы в том и проявилась, что сначала она испугалась и устыдилась своего животного начала, а потом нашла в себе смелость его принять.

И вот она медленно вернулась на берег, подошла к Шаккарну, пылко обняла его, и они приступили к делу. Я вам вот что скажу – ни стыда, ни приличий боги не ведают, какие бы добродетели ни приписывали им смертные. Так что величия и благородства в Шаккарне ровно столько же, сколько в грозе или в наводнении. Что дальше было, я рассказывать не стану, хотя многие любят всякие непристойности городить. В «Лилейном пруду» у нас были покои, расписанные изображениями Леспы с козлом, так посетители за отдельную плату туда приходили. А ведь истина – она не всем открывается, многие к ней глухи и слепы. Все дело в том, что любой рассказ надо самому прочувствовать, понять, что часто одинаково верны две прямо противоположные вещи. Наша красавица и скромница Леспа совершила то, что многие назовут гадким и гнусным, хотя для нее самой в этом заключалась божественная истина и бесценный дар, отказываться от которого она не собиралась ни за что на свете. Смелость – вот что движет миром! – вскричала Оккула, наполнив кубок вином, и стукнула по столу кувшином так, что подскочили ножи. – А трусы пусть себе киснут в невежестве!

Так вот, некоторые говорят, что с того дня Леспа стала каждый день в лес уходить, встречалась у озера с Шаккарном, там их соседи и выследили; а другие сказывают, что все случилось в тот же день. Как оно там на самом деле было, сейчас уже никто точно не знает. В общем, пошла какая-то старуха в лес хворост собирать, да и услыхала из-за кустов сладкие девичьи стоны и страстный шепот. Ну, порядочный человек – он что сделает? Отвернется и дальше по своим делам пойдет, чтобы не мешать никому…

– Мы никому не скажем, правда? – задумчиво пробормотала Майя.

– Что, банзи?

– Да так, вспомнилось.

– А, ну ладно. Так вот, значит, эта старая карга пирога от коровьей лепешки не отличала, где уж ей было бога в козле признать! Завидно ей стало, что кому-то удовольствие выпало, вот она и решила на всю деревню негодницу ославить. Подкралась она поближе и зырк! А там… Ох и завизжала она! На всю округу вопли разнеслись, от Кебина до Зерая слышно было. Другая бы на ее месте пришла бы к Леспиной матушке, предупредить и посоветовать, так ведь нет же – заковыляла в деревню, разохалась там на все лады. Все из домов повыскакивали, мол, что случилось, где пожар. «Ах, там такое! – завопила старая сплетница. – Ох, глаза б мои не глядели! Эта Леспа-недотрога, что целый год к себе никого не подпускала, – на самом деле тварь распоследняя! Теперь понятно почему! Ох, да кабы вы видели…» – «Да что такое случилось?» – «Как – что?! Ох, мерзость какая! В лесу козел ее бастает – здоровенный вонючий козел! Я своими глазами видела, вот не сойти мне с этого места!» – «На костер ее, ведьму! Она порчу на деревню наводит! С бесами сношается!» – «А хуже всего, что ей это в радость!»