Ричард Адамс - Майя

– А как же ты собиралась все это устроить, если тебя другому хозяину продадут?

– Ох, банзи, ты думаешь, я в рабыни метила? Нет, я хотела, чтобы Домрида мне вольную дала, чтобы я в Бекле шерной стала. Только Домрида на это не пошла – теперь я понимаю, что размечталась, слишком много о себе возомнила. Короче говоря, она согласилась продать меня крупному торговцу в Бекле, который обещал меня пристроить в хороший дом, к важным господам. «Я с Лаллоком встречусь, про тебя расскажу, – объяснила мне Домрида. – У него прекрасные связи, он поставляет товар самым богатым и влиятельным Леопардам. А как он тебя пристроит, ты со мной свяжись – я стану через тебя сделки заключать и вознаграждением не обижу». Так все и случилось. Лаллок за меня десять тысяч мельдов заплатил и посулил еще две тысячи, если продаст меня больше чем за четырнадцать. Из этих двух тысяч мне пятьсот причитается. Это немного, конечно, но нам с тобой на первое время хватит. Главное – хорошенько их припрятать. Теперь ты понимаешь, из-за чего я так беспокоюсь? Мне свое достоинство никак нельзя ронять. Лаллок велел Мегдону меня из Теттита в Беклу отвезти, но этим мерзавцам все равно – ценный товар или дешевая подстилка. Так что пришлось свое положение с боем отвоевывать.

– А как же У-Зуно? – спросила Майя. – Ты с ним себя очень смирно держишь.

– Ну, с одуванчиками иначе нельзя. Себя я ему предложить не могу, а перечить ему – только врага наживать.

– А почему?

– Как это – почему? Ты что, не знаешь… – Тут Оккула пустилась в подробные объяснения.

Майя изумленно заахала и засыпала подругу вопросами.

– …так что ублажать его нам нечем, – вздохнула чернокожая девушка. – И никаким колдовством его не проймешь. Умен, паршивец, и дело свое знает. Высоко метит, далеко пойдет, помяни мои слова.

Девушки помолчали.

– Ты спишь? – тихонько спросила Оккула.

– Ага, – сонно пробормотала Майя.

– Ох, слышишь? Далеко-далеко…

– Что?

– Петухи кукарекают.

– Не-а, не слышу.

– Светает уже.

Майя протерла глаза и подбежала к окну. На востоке в безоблачном небе занималась заря. Издалека донесся петушиный крик. Майя поежилась от утренней прохлады, обхватила себя за плечи.

– Ну вот, новый день настал, – вздохнула Оккула. – Только двери еще долго не отопрут. Ложись-ка ты, банзи, я тебя утешу. Тебе понравится, не сомневайся.

Мнение Оккулы о Зуно – впрочем, как и о многом другом – вскоре подтвердилось. Он был куда умнее Мегдона. Требовательный и беспристрастный, он тем не менее обращался с девушками примерно, ожидая взамен только беспрекословного повиновения и почтительного уважения. Девушки, став частью его свиты (как кот), должны были держать себя с подобающим приличием и достоинством, дабы не оскорбить изысканный вкус Зуно. Послушание Оккулы и ее готовность не только исполнять приказы, но и преклоняться перед мудростью решений молодого человека убедили его, что она девушка разумная, ей можно доверять.

Великолепное одеяние Зуно, его властная сдержанность и четкие распоряжения привели к тому, что девушек немедленно окружили заботой, хотя жене трактирщика и пришлось превозмогать недовольство. Впрочем, винить ее было нельзя: Оккула из шалости попросила трактирщика – он сразу же согласился – помочь ей удалить соринку из глаза, а потом вытащить занозу из Майиной ноги. Надо ли говорить, что ни соринки, ни занозы не существовало? Как бы то ни было, девушкам дали отоспаться, и Зуно послал за ними только часа за три до полудня.

Зуно с котом путешествовали в екже – легкой повозке с плетеными стенками и матерчатым навесом, на двух высоких колесах. Оккула старательно изображала неведение, хотя прекрасно понимала важность того, что Лаллоку принадлежала и повозка, и впряженные в нее рабы-дильгайцы, которые по-беклански знали только приказы и всю дорогу негромко переговаривались на своем языке.

Перед отъездом Оккула почтительно испросила у Зуно милостивого разрешения на то, чтобы их с Майей не привязывали к повозке, а позволили чинно идти рядом.

– Вам наверняка известно, мой господин, – начала она, умоляюще сложив руки и смущенно опустив глаза, – что госпожа Домрида соизволила удовлетворить мою искреннюю мольбу и согласилась продать меня господину У-Лаллоку. Достичь Беклы – предел моих желаний. А моя спутница – совсем еще ребенок. Вы удостоите меня великой чести, если примете мои заверения в нашем безупречном поведении.

– Прекрасно, – ответил Зуно, зевая. – А что у тебя в сундуке? Он тяжелый?

– Ах, мой господин, в нем только наряды и безделушки.

– Что ж, пристрой его в повозку рядом с моими вещами, – благосклонно разрешил Зуно. – И запомни мои слова: идти вы должны следом за повозкой, не отставая и не торопясь. Не болтайте и ведите себя прилично, иначе я велю вас в кандалы заковать.

– Слушаю и повинуюсь, мой господин, – смиренно ответила Оккула.

Двенадцать лиг от Хирдо до Беклы Зуно намеревался проехать за два с половиной дня. Спешки он не любил и считал, что степенное путешествие приличествует его высокому статусу. Вдобавок ритм поездки задавало и расположение постоялых дворов, где Зуно предпочитал останавливаться: сначала в Хесике, в четырех лигах от Хирдо, а затем в Накше, за пять лиг от Хесика. Как ни странно, девушки такой неспешностью были не очень довольны. Майя хотя и ощущала приступы душевной боли и тоски по дому, но благодаря неустанным заботам Оккулы чувствовала себя гораздо лучше и, вдохновленная храбростью и уверенностью подруги, стремилась поскорее увидеть Беклу. «Даже Таррин в Бекле не бывал, – восторженно думала она. – Ах, если нас с Оккулой не разлучат, может, все еще и устроится. А пока зря тревожиться незачем». В путь Майя отправилась с радостью.

Утренняя прохлада еще не сменилась полдневным зноем. Идти было приятно. Шелестела листва, из придорожных кустов вылетали юркие зяблики и серые дерновки, колеса екжи мерно постукивали. Майе хотелось идти быстрее, но Оккула молча одергивала ее, напоминая, что шагать нужно чинно и неторопливо, как того требовал Зуно.

Путь лежал через дикую, необжитую местность. С одной стороны дороги простиралась равнина, покрытая жухлой травой, кое-где виднелись рощицы и заросли кустарника. Когда-то, во времена Сенда-на-Сэя, вдоль тракта ездили стражники, охраняли путников от нападения разбойников. За шесть с половиной лет правления Леопардов дорожное полотно покрылось колдобинами и рытвинами, а путники теперь полагались только на свою охрану. Впрочем, Лаллок не жалел денег на защиту своих слуг и живого товара.

Ближе к полудню девушки своими глазами удостоверились в брезгливом безразличии Зуно к низменной опасности. Повозка подкатила к изножью пологого холма, поросшего высокими деревьями и густым кустарником. Дильгайцы умерили шаг и с усилием налегли на постромки. Тут из зарослей вышли трое мужчин злодейского вида, с тяжелыми дубинками в руках, и преградили им путь. Дильгайцы остановились. Оккула схватила Майю за руку и притянула к себе.