Мэри Пирсон - Поцелуй обмана

– Договор, запрещающий это, заключен сотни лет назад!

У него окаменело лицо.

– Может, расскажешь об этом Эбену? Ему не было и пяти лет, когда его родители – оба, мать и отец, – пытались защитить свое жилище от солдат, которые его подожгли. У него на глазах мать погибла от удара топором в грудь, а отец сгорел вместе с домом.

Гнев все еще бился у меня в висках.

– Это сделали не морриганцы!

Каден подошел ближе, на его губах змеилась недобрая усмешка.

– Правда? Мальчишка был слишком мал, чтобы определить, чей это был отряд, но он запомнил много красного – цвет Морригана.

– До чего удобно обвинять морриганских солдат: свидетелей не осталось, одни детские воспоминания о красном цвете. Хочешь найти виновных? Поищи среди своих кровавых дикарей – кровь, которую они проливают, тоже красная.

– Погибают невинные, Лия. Со всех сторон, – крикнул он. – Пора к этому привыкнуть. Высунь, наконец, свою королевскую голову из-под мышки и начни ею думать!

Я остолбенела и не могла вымолвить ни слова.

Каден затряс головой и вцепился руками в волосы.

– Прости. Я не должен был это говорить.

Он постоял, изучая пол, а потом поднял голову и посмотрел на меня, обуздав свой гнев, снова до безумия спокойный.

– Но ты сильно осложнила дело. Теперь труднее будет обеспечивать тебе безопасность и удерживать Малика.

Я всплеснула руками в притворном ужасе.

– Тысяча извинений! У меня не было намерения усложнить жизнь тебе , а для меня все и так легко и безоблачно! Настоящие каникулы, правда?

На последних словах голос у меня задрожал, а на глаза навернулись слезы.

С тяжелым вздохом Каден подошел ко мне.

– Дай-ка я осмотрю твои руки.

Я тоже посмотрела. Они были покрыты кровью и до сих пор дрожали.

Пальцы горели, на трех ногти были вырваны до мяса, а на левой руке два пальца – видимо, сломанные – уже распухли и посинели. Я изодрала Малика и остальных так, как будто мои пальцы были из закаленной стали. Единственное мое оружие.

Я внимательно всмотрелась в лицо Кадена. Он с самого начала знал, что это они убили Грету.

– Сколько крови на твоих руках, Каден? Скольких ты убил? – Я удивилась, что не задала этого вопроса до сих пор. Он убийца. Смерть – его ремесло, но до чего же умело он притворялся.

Он не ответил, только сильнее сжал зубы.

– Скольких? – настойчиво повторила я.

– Их было очень много.

– Так много, что потерял счет.

Морщинки в уголках его глаз сделались глубже. Он хотел взять меня за руку, но я ее отдернула.

– Убирайся, Каден. Возможно, я твоя пленница, но не твоя потаскуха.

Раны от моих слов оказались глубже, чем царапины на шее. В глазах Кадена мелькнул гнев, спокойствия как не бывало. Он развернулся кругом и стремительно выскочил, хлопнув дверью.

Мне хотелось одного – упасть на пол и съежиться, чтобы занимать как можно меньше места. Но в дверь тихо постучали, и она приоткрылась. На пороге стояла Дихара. Она вошла, протягивая миску с душистой водой и плавающими в ней листьями.

– Для твоих рук. Чтобы не загноились пальцы.

Прикусив губу, я кивнула. Старуха посадила меня в единственное в кибитке кресло, а себе подвинула табурет. Она погрузила мои руки в воду, помыла и осторожно промокнула мягкой тряпицей.

– Мне жаль, что я напугала детей, – заговорила я.

– Ты потеряла близкого человека.

– Двоих, – шепнула я, потому что не была уверена, вернется ли когда-нибудь тот, прежний Вальтер, которого я знала. Отсюда я ничем не могла ему помочь. И вообще никому. Каким глупым, бесполезным казалось мне теперь собственное недолгое счастье. Даже варвары отступили бы перед объединенной мощью двух армий. Эта перспектива внушала им такой страх, что они хотели от меня избавиться. Как Каден собирался покончить со мной – стрелой в шею, как с Гретой? Не об этом ли он так глубоко сожалел в ночь, когда мы танцевали? О том, что должен меня убить? Его слова Если бы да кабы… нельзя постоянно жить этим , вспомнились вдруг, и оттого стало еще горше.

Когда Дихара резким движением оторвала висящий обломок ногтя, я поморщилась и втянула воздух сквозь зубы. Она снова опустила мои руки в миску, смывая кровь.

– На сломанные пальцы еще надо наложить повязку, – сказала она. – Но заживут они быстро. Так быстро, что ты сможешь сделать то, что нужно сделать.

Я безучастно смотрела на плавающие в воде травы.

– Я больше не знаю, что нужно.

– Ты узнаешь.

Снова бережно вытерев мне руки, Дихара положила на ободранные пальцы густую липкую мазь. Она сразу притупила боль, принеся ощущение прохлады. Три пальца старуха замотала полосками ткани.

– Сделай глубокий вдох, – велела она и потянула за два синих пальца, так что я закричала. – Тебе ведь захочется, чтобы они были прямыми, когда срастутся.

Сломанные пальцы она забинтовала вместе, обвязав многими слоями, пока они не перестали гнуться. Я глядела на них и пыталась представить, как буду седлать лошадь или держать поводья.

– Сколько времени на это требуется?

– В таких вещах не все зависит от природы. Обычно несколько недель. Но иногда случаются чудеса, которые сильнее самой природы.

Каден предупреждал, чтобы я опасалась Дихары. Сейчас я не могла понять, правдивы ли ее слова – или я просто хватаюсь за мнимую надежду, как утопающий за соломинку?

– Ну конечно, всегда чудеса, – я даже не пыталась скрыть сарказм.

Она положила мои забинтованные руки мне на колени.

– В этом мире есть место всему. Что есть чудо как не то, чего мы не в силах объяснить? Как знаки лозы и льва, которые ты носишь?

– Ты о них знаешь?

– Мне сказала Натия.

Я вздохнула.

– В этом нет никакого чуда. Всего лишь небрежность мастеров, слишком едкие краски и мое бесконечное невезение.

Ее старое лицо сильнее сморщилось от лукавой улыбки.

– Возможно, – Она встала, подняла ковш с лечебным настоем. – Но помни, доченька, у каждого из нас своя история и своя судьба, и порой то, что кажется нам ужасным невезением, оказывается частью великого замысла. Такого, что выходит за пределы земли, ветра, времени… и даже наших собственных слез.

Протянув руку, она узловатым пальцем стерла слезинку с моей щеки.

– Великие замыслы действуют по-своему, и в конце концов осуществляются.

Рано утром я уже была на ногах, в надежде, что успею выпить кружку горячего цикория до того, как из шатра выползет Малик. Спала я плохо, но это было и неудивительно. То и дело я просыпалась среди ночи, увидев во сне остановившийся взгляд окровавленной куклы, которая вдруг превращалась в Грету.

Одни кошмарные сны сменялись другими. В них я видела Рейфа таким, как при первой нашей встрече, потом его облик начинал исчезать, растворяясь подобно призраку в образах руин, леса, огня и воды. А затем я снова слышала голос, тот же, что слышала в Терравине. Тогда я подумала, что это чье-то поминовение. В самом дальнем краю, я тебя разыщу . Но на этот раз я понимала: голос принадлежит Рейфу. Но самыми страшными были сны, в которых на меня шел Эбен с лицом, забрызганным кровью, с топором в груди. Я в ужасе кричала, просыпалась от собственного крика, обливаясь потом и повторяя слово «невинные». Пора к этому привыкнуть . Но я не смогу к этому привыкнуть, никогда. Лгал ли мне Каден и в другом? Кажется, во лжи он преуспел больше всего. Проснувшись утром, я чувствовала себя так, будто всю ночь боролась с демонами.