Мэри Пирсон - Поцелуй обмана

– Прощай, милый принц, – шепнула я, наконец.

А потом поднялась на ноги и начала копать.

Все разговоры среди солдат затихли, все молча смотрели на нее. В отличие от меня, никому из них не приходилось видеть аристократов раньше, не говоря уж о принцессах. Лия даже близко не напоминала пухлую капризную неженку из их фантазий. Шло время, и один за другим все они, даже самые ожесточенные, подходили, садились и смотрели, привлеченные сначала ее леденящей кровь песнью, звуки которой заполнили собой долину, а потом мрачной неотступностью, с которой она копала, лопата за лопатой.

На то, чтобы выкопать первую могилу, у нее ушло три часа. Это была могила ее брата. Лия стащила попону с его мертвого коня, обвязала тело брата и потянула к яме. Я услышал, как Финч шумно сглотнул, Эбен облизал пересохшие губы. Никто из нас не испытывал ни малейшего сочувствия к убитым, и все же это было невыносимое зрелище – то, как она целует своего убитого брата, а потом пытается справиться с весом его тела.

Гриз – они с Маликом подъехали позже – отошел в сторону, не в силах смотреть. Я не мог уйти. Большинство не смогли. После брата она подошла к следующему убитому, благословила его, преклонив колени, и стала копать могилу, лопата за лопатой выбивая яму в твердой земле. Этот солдат лишился руки, и я смотрел, как Лия искала ее и вытащила из-под трупа лошади. Прежде чем завернуть мертвеца в попону, она положила руку ему на грудь.

Надолго ли у нее хватит сил? Вот она споткнулась и упала, и я подумал, что у нее не будет сил подняться, но она поднялась. Солдаты вокруг меня начали ёрзать и перешептываться. Они косились в ее сторону и хрустели пальцами. Один чивдар стоял неподвижно, скрестив руки на груди.

Лия закончила копать третью могилу. Прошло семь часов. Она стерла руки, и черенок лопаты были окровавлен. Подойдя к телу четвертого солдата, Лия встала на колени.

Я поднялся, неторопливо подошел к повозке, груженой боеприпасами и инструментами, и взял себе лопату.

– Я собираюсь вырыть несколько ям. А если она решит положить в них трупы – дело ее.

Солдаты, стоявшие неподалеку, глядели на меня с ошарашенным видом, но не промолвили ни слова. Рытье ямы предательством не было.

– И я тоже, – Финч подошел и схватил еще одну лопату.

Солдаты сбоку от чивдара неуверенно переводили взгляд с нас на него, потом потянулись за мечами.

Чивдар помахал рукой.

– Оставьте их в покое, – крикнул он. – Если морриганская потаскуха желает стереть себе пальцы до кости, это всех нас только позабавит. Но я не хочу торчать здесь всю ночь. А если этим глупцам приспичило копать ямы, пусть себе копают.

Чивдар отвернулся. Если бы ему просто надоело зрелище, он мог бы мгновенно все прекратить. Лия был пленницей и врагом Венды – но ее жуткая пронизывающая песнь, видимо, пробудила даже в нем страх перед богами, потому он и позволил ей довести дело до конца.

К нам присоединились Гриз и Эбен, а также – к неудовольствию чивдара – семеро его солдат. Похватав пики, топоры и все, что было под рукой, мы начали копать ямы рядом с павшими.

Мы провели ночь в долине невдалеке от того места, где были захоронены останки убитых, а наутро тронулись в дорогу. До Венды оставалось три дня пути. Теперь мы двигались в сопровождения пышного эскорта – батальона из четырехсот солдат. Или шестисот? Числа больше не имели значения. Я не смотрела по сторонам и ехала, опустив голову. Перед собой я видела круп жеребца Эбена. Он все сильнее хромал, припадая на переднюю ногу. Я сомневалась, что в таком состоянии он дотянет до Венды.

У меня капало с одежды. Всего час назад я, полностью одетая, зашла в реку, бегущую вдоль долины. Я не ощутила прикосновения воды к коже, но увидела, как на ней выступили мурашки. Я долго стояла, позволяя воде промыть мою окровавленную одежду. Кровь Вальтера и кровь тридцати мужчин лентами стелилась по воде, и та несла ее назад, к дому. Мир всегда будет помнить, даже если забудут люди. Неподалеку от брата я нашла Гэвина, лежавшего ничком. Его легко было опознать по густой рыжей шевелюре, а вот узнать Авро или Сирила оказалось не так просто – только их преданность брату, с которым они были неразлучны, заставляла меня думать, что и они полегли здесь. Мертвое лицо, когда смоешь кровь, становится жестче, все его черты заостряются – деревянная маска, обтянутая серой кожей.

Я буду помнить их всех. Я никогда не забуду .

Каден, Финч и несколько других помогли рыть могилы. Без них я не справилась бы, не смогла бы предать всех мертвецов земле – но это из-за них погиб весь отряд. Возможно, один из тех солдат, что помогали мне копать, вонзил меч в грудь Вальтера. Или отсек руку Сирилу. Должна ли я была чувствовать благодарность им за помощь? Правда, я вообще почти ничего не чувствовала. Все чувства из меня были вымыты, унесены прочь, как кровь павших и навеки оставшихся в той долине.

Глаза мои были сухи, а стертые до кровавых волдырей руки не чувствовали боли, но спустя два дня после убийства Вальтера внутри меня что-то высвободилось. Что-то тяжелое и пронзительное, чего я никогда не ощущала прежде – как будто острый обломок камня, который вращается и вращается, словно привязанный к колесу. Он непрерывно громыхал, и у этого грохота был определенный ритм. Может быть, что-то сродни этому грохотало в груди у Вальтера, когда он держал на коленях Грету. Что оборвалось у меня внутри, я не знала, но была уверена: то, что оборвалось, что терзает меня изнутри, никогда уже не встанет на место и не обретет покоя.

Среди военных быстро распространился слух о моем «даре», но я так же быстро убедилась, что не всякий венданец испытывал к нему почтение. Многие насмехались над отсталыми представлениями морриганцев. Первым среди зубоскалов был чивдар. Но нашлись и те, кто поглядывал в мою сторону с опаской и враждебностью, остерегаясь смотреть мне прямо в глаза. Подавляющее же большинство поздравляли Кадена и его помощников с тем, что они добыли отличный трофей для Комизара. Настоящую вражескую принцессу.

Они не знали, что его заданием было перерезать мне глотку. Я без всякого выражения посмотрела в сторону Кадена. Он заметил мой взгляд, но промолчал. Ему хотелось быть предметом гордости среди товарищей. Как бы то ни было, Венда всегда была превыше всего. Он кивал тем, кто хлопал его по спине и осыпал похвалами. Его глаза, в которых я раньше видела глубину и тайну, теперь казались мне пустыми.

На другой день коню Эбена стало хуже. Я услышала, как Малик и Финч объясняют парнишке, что жеребца придется убить, а лошадь для него найдется среди трофейных. Эбен тонким голосом, то и дело срывающимся на крик, уверял их, что конь просто растянул мышцу и хромота скоро пройдет.