Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья [litres]

– Бейте его! Ко мне! Бейте…

Вновь закатный жар и еще искры! Их хватает перекошенный рот, голодный, жуткий, знакомый… Ах ты ж сволочь штабная!

– Куда? А печать?!

Выстрел гасит искры, пуля проносится рядом, брань промазавшего Вирстена сливается с криком Бруно. Надо же, старый бык еще держится, вот и решай теперь…

Тело опять опережает разум, отскакивая и выставляя клинки. Свора – нет, не опомнилась, окончательно свихнулась, им уже не до Бруно, не до Вирстена, не до собственных шкур. Белые глаза, рычанье, шарканье, стук, но мы танцуем, искры и ветер, мы еще танцуем! Одной тварью меньше, пока одной.

Сквозняк, быстрая тень в предательской дверце. Еще один? Так эти уже и так почти справились… Шум схватки рассекает тонкий свист, снова, и еще…. Оставшиеся убийцы один за другим оседают на пол. Будто марионетки с перерезанными нитями. Смешно… Так смешно, что невозможно не зайтись в хохоте, и Руппи хохочет под знакомый нарастающий звон.

– Фельсенбург, очнитесь, вы уже живы!

– Жив?

– Вне всякого сомнения.

Кто-то стройный стоит у стены, склонив голову к плечу. Гость напоминает Вальдеса, только это не Бешеный, нет.

– Мне столько раз предлагали взглянуть на себя со стороны, – задумчиво произносит чужак. – Наконец-то мне это удалось.

Биология (а точнее, зоология и ботаника) в Золотых Землях прочно занимают место в ряду чисто описательных наук и большинством сьентификов рассматриваются всего лишь как часть землеописания, наряду с описанием рельефа, озёр и водных потоков, а также описанием быта и обычаев народов тех или иных мест. По точности описаний и внятности понятийного аппарата им весьма далеко не только до тех же астрономии с астрологией, с седых времён почитавшихся царицами наук, но и до переживающих бурный расцвет химии, физики и механики, незаменимых в том числе в военном деле. Из специально-биологических трудов можно вспомнить разве что травники и бестиарии, известные ещё с гальтарских времён и посвящённые описанию удивительных либо полезных растений и животных. В ранних трактатах такого рода фигурирует множество фантастических созданий, якобы обитающих в дальних странах (не говоря уже о глубинах морей). В более поздних трудах описания уточняются, а фантастические твари либо исчезают, либо, сбросив маску, оказываются реальными, хотя и не встречающимися в Золотых Землях, животными. Впрочем, таковых немного, ведь, насколько известно, местная фауна возникла из одного центра (кроме ызаргов, о которых будет отдельный рассказ). Исключения обычно составляют животные, которые некогда водились и в Золотых Землях, но были в большинстве регионов истреблены (наиболее ярким примером тут могут служить багряноземельские львы) либо отступили в края с наиболее подходящим для них климатом (седоземельские соболя). То же относится и к некоторым растениям.

Вышеупомянутое обстоятельство значительно облегчило труд составителей травников и бестиариев, и к началу текущего Круга Скал из книг в основном уже исчезли откровенные фантазии, а описания зверей и растений, имеющих значение для сельского хозяйства, медицины, рыбалки и охоты, стали, напротив, достаточно полны и подробны. Этому в немалой степени посодействовал авторитет знаменитого Альберта Дриксенского, заявившего, что в старых книгах написано слишком много всего непроверенного, и истинный сьентифик должен повторять лишь то, в чём убедился лично. Полностью следовать этому принципу, конечно, не получалось, но от наиболее одиозных ошибок он избавиться помог. С этого же времени в заметном количестве начинают накапливаться и сведения о животных и растениях, считавшихся «бесполезными». Причём это касается не только наземных существ, но и обитателей морей, вроде тех же почитавшихся необычными растениями морских лилионов. Отметим, что подобные высокоучёные занятия не были уделом одних только непонятных чудаков: подержать пару раз в руках какой-нибудь из травников и бестиариев считалось необходимым для любого образованного человека. Так что научный мир не слишком удивляют дополнения к спискам известных животных и растений, внесённые тем или иным любителем.

К концу Круга Скал подобных знаний накопилось уже столько, что осмелившиеся вторгнуться в эту сферу сьентифики рискуют быть погребёнными под грудой разнообразных фактов и описаний. Это печальное обстоятельство понемногу начинает тормозить развитие зоологической и ботанической наук и сильно способствует укреплению той точки зрения на их роль, с упоминания которой начинается сей раздел: вспомогательная часть землеописания. Среди же сьентификов, полагающих, что изучение живого волнует само по себе, начинают раздаваться голоса, что дальнейшее продвижение в нём невозможно без приведения уже известного хоть в какую-нибудь систему. Тем не менее пока не нашлось никого, кто рискнул бы положить годы жизни на её создание, хотя некоторые попытки упорядочить правила наименования животных и растений и привнести в этот процесс логику, основанную на их сходстве и различиях, всё же предпринимались. Более других в этом преуспел Карло Рафианский, чьи труды и идеи обрели популярность во второй половине трёхсотых годов К.С. Увы, сей учёный муж не решился отринуть полностью старую систему наименований, более похожих на описания, чем на привычные нам названия живого, и предложенные им Кодексы таксономистов так и остались полумерой. Впрочем, несомненным их плюсом является то, что они постулируют необходимость навечно закреплять имя, данное тому или иному растению либо животному первооткрывателем, что положило конец неразберихе постоянных переименований.

В последние годы Круга Скал стеклодув из Талига Ламберт Беземайер, много возившийся со шлифовкой стёкол, несколько раз туманно намекал своим друзьям, что буквально «у всех под носом» обнаружил удивительнейших животных, о которых и не подозревают «эти ваши сьентифики», и вскоре, когда он будет готов поведать о своих изысканиях, мир ахнет. Увы, мастер Беземайер сгинул в охвативших Ракану беспорядках, унеся свой секрет с собой. Однако мы можем достаточно уверенно предполагать, что ему, первому в Золотых Землях, удалось заглянуть в мир невидимых невооруженному глазу существ.

Практические же приложения биологии существуют в значительной мере самостоятельно от высокой науки. Здесь следует упомянуть значительные успехи в селекции (считающейся занятием не сьентификов, но землевладельцев) и в медицине. Медики далеко продвинулись не только в изучении анатомии человека, но и в изучении свойств лекарственных растений. В анатомии с доэсператистских времён известно точное строение скелета и внутренних органов человека. Ещё знаменитый Транквилий доказал, что сосуды тела целиком заполнены кровью и не имеют воздушных пузырей, иногда наблюдавшихся при вскрытии. Сердцу он отвёл роль не органа, управляющего телом, как считалось ранее, а лишь механизма, приводящего кровь в движение. Роль же руководящего органа он первым приписал мозгу. Про кровь Транквилий полагал, что она постоянно образуется в долях печени. Помимо исследований кровообращения Транквилий описал скелет человека и дал наименование более чем трёмстам мышцам. Труды Транквилия долгое время не подвергались сомнению, пока у военного хирурга Харви, служившего в армии Талига в начале 300-х годов Круга Скал, не возникло некоторых вопросов. Добившись у короля Карла III разрешения на вскрытие тел казнённых преступников, Харви обнаружил в венах клапаны. После пяти лет кропотливых трудов он поставил свой знаменитый опыт на телёнке, доказав, что за полчаса его сердце перекачивает объём крови, вес которого равен весу самого животного, и сделал вывод, что кровь движется по замкнутой системе сосудов, а не образуется постоянно печенью и другими органами.