Наталия Нестерова - Витязь. Тенета тьмы

Тхаш был вождем. Он не мог допустить гибели рода скальных орков.

У скальных во веки веков было единственное спасение — Храм Жизни. Когда самка становилась тяжела и была готова родить, ее отводили туда, под древнейшие своды, что испокон веку стояли посреди заповедного, тайного места Серых Россыпей. В этом укрывище и звучал первый крик новой жизни, поэтому оно носило такое имя.

Храм Смерти — следовало звать его теперь.

Тхаш с тоской и бессильной злобой думал о том, как меняется мир. Он был молод, когда орки и эльфы воевали друг с другом — сила на силу, армия на армию. Сшибались воины, рушились знамена, кипела кровь! Младшие народы вроде людей и не думали вступать в битвы великих, а уж таких, как быкоглавы, и вовсе не взяли бы в войско — разве только поджирать трупы после самых низших из обычных орков…

Сейчас в битве схлестнулись совершенно иные силы, и даже в Храме Жизни поселилось небывалое зло. Как только орочий обоз остановился подле убежища и самки с детьми вошли вовнутрь, великое множество пауков обрушилось на них. Прыткие черные твари лезли со всех сторон, и не было им ни счету, ни погибели. Они прыгали и прыгали, не ведая ни боли, ни страха, и норовили впиться в голову, выжрать мозг. Тхаш вспоминал, что дракон говорил — в голове «ней-ро-ны», они очень важны и нужны, чтобы думать и быстро двигаться — не поэтому ли пауки так желали их?

Скальные потеряли там половину своих. Если учесть, что ранее Мастер Войны сократил войско еще на треть — убыток был очень серьезен.

Зугд отчаянно хромал, Окус и вовсе потерял левую руку по локоть. Кровавый след паучьего когтя рассекал лицо Мурбука — глаз затек, губа висела уродливым набухшим лепестком.

— Мы должны вернуться, — сказал он.

Тхаш сжал кулаки.

— Куда? Ку-да?!

— К нему. К Мастеру Войны.

Удушливая волна бешенства залила сердце Тхаша.

— Что ты несешь?

Он прыгнул, схватил Мурбука за плечи, встряхнул, как ездовой волк трясет пойманную болотную крысу.

Громко заплакал орчонок на руках одной из уцелевших самок.

— Вернуться. Ты не победишь пауков, Тхаш. Плохой знак! Храм Жизни, они захватили его! Впервые за много поколений Храм Жизни во власти чужих! Плохой знак! Надо верить приметам, Тхаш! Понимать, что происходит!

— Плохой знак! Плохой! — послышалось тут и там.

Скальные были суеверны. Проклятые тупицы!

Тхаш яростно оттолкнул Мурбука.

— Их победит огонь, — не переставал бубнить тот. — Но мы не сделаем такого огня. Ты начнешь раскладывать костры — пауки растащат их тут же. Ты пойдешь с факелом — они нападут. Дракон делает огромный огонь — он убьет их. Надо вернуться к нему. Поклониться ему и просить спасти нас.

— Он чуть не убил нас всех, болван! — заорал Тхаш, окончательно потерявший самообладание. — Он — зло!

— Мы тоже зло, — сказал Мурбук примирительно.

— Мы тоже, — подтвердила старая самка.

— Мы… И мы…

— Надо идти. С пауками страшно… Захватили… Самим не справиться, — понеслось над поляной.

— Дракон дает золотые бляхи, — поддержал хор Окус.

— Да чтоб ты провалился! — заорал Тхаш, наступая на дерзнувшего возражать ему соплеменника. Мурбук собирался возразить…

И почти что провалился. Он попятился, запнулся о корень и неловко повалился на моховую подушку.

А прямо на него из-за поворота хорошо утоптанной лесной дороги вывернулось что-то такое чудное, что орки и обозначить никак не могли, — белый сундук на колесах, с окнами, забранными стеклом, но без витражей…

Внутри металась, оглушительно тявкая, большая черная собака — и сидели две самки. Одна вроде эльфийская, лицо которой странно перекосилось при виде орков, и вторая…

Вторая!..

— Тук-тук, — сказал Тхаш и постучал секирой в окошко.

Лаки оглушительно тявкнул.

— Пошел на…й, — отозвалась Маруся и показала изнутри кулак. Алинка скорчилась под рулем; она приходила в себя, сжимая в руке черный спецназовский выкидник Юры Буханца. Выкидывать его в сторону двухметрового… мужика? Не мужика? Клыкастого, частичного голого и грязного, покрытого грубыми коваными и кожаными доспехами, увешанного до зубов черным, щербатым, но несомненно острым оружием, пока не хотелось.

— Давай порубим колесницу и вынем баб, — предложил Мурбук, пытаясь приладить губу на место. — Маленькую на суп, большую в дело.

Маруся сложила несколько незамысловатых фигур из пальцев, ткнула в его сторону и прошептала:

— Алинка, давай очухивайся и вылазь. Все равно вынут, по глазам вижу. Глаза у них — как у наших деревенских после бабы-Клавиных самогонов.

Дядя Юра учил так же: бей и беги, беги и бей. Но бежать было некуда. Алина поняла: все ее переживания, девичьи беды и страхи ничего не стоили. Страшное, настоящее — начиналось только сейчас.

Она длинно выдохнула, восстанавливая ясность рассудка.

«Я должна быть достойна Мастера. Моего Мастера. Я…» Маруся неспешно распахнула дверку «смарта» и по сантиметру вытащила свое шагренево-серебряное великолепие из узковатого по всем параметрам проема. Бесстрашно шагнула к Тхашу, чуть привстала на цыпочках и почти уперла нос пуговкой в его плоскую морду.

— Ты на кого топориком стучишь? На меня штоле? На меня и не такие в окошко стучали, когда надпись «переучет» вешала. Похлеще твоего клапана горели! Так что не напужал. Дорогу покажешь или мы дальше сами поедем?

— Не поедем, — подала голос Алинка, — Километров пять, не больше… Лампочка горит, давно уже.

Лохматая черная собака поскуливала из-за ее спины.

— Ты отважная, — заинтересованно сказал скальный орк, разглядывая Марусю и не обращая никакого внимания на писклявую Алинку. — И… большая!

— Ты мне не идиетолог. Еще расскажи, что у бабы грудей и жопы быть не должно, черт нерусский, — напирала Маруся, и, к изумлению Алинки, орк по миллиметру отступал. — И сюда мода московская дошла на тощих баб? Моя величина не про твои лапы, мандикюр сначала сделай. Кто тут главный?

— Он и главный, — выговорил Мурбук, не сводя взора горящего с Марусиных кондиций. — Де… де… дева.

— Вот, вежливый, — одобрила Маруся. — Значит так. Люди вы первобытные, примитивные. Мы сейчас посовещаемся да и купим у вас бензину.

— У меня дизель, — сказала Алина.

— Тем лучше, соляру проще взять. Выменяем, вон, на твой айфон, на хрена он тут сдался. А ну, отошли все и убрали рыла от машины!

Тхаш собрался возразить, но упорствующий в дерзости Мурбук неожиданно схватил предводителя за локоть и отдернул прочь, попутно отвесив пендель увечному Зугду.

— Ты посмотри на их повозку, — выговорил Мурбук. — Будто половина круга, и прозрачные окна, и колеса на толстой черной коже… Свет внутри, но ничего не сгорает от этого света… Где ты такое видел?