Михаил Ланцов - Лжедмитрий. Игра за престол [СИ]

- Ой, не будь такой скучной, - небрежно ответил Дмитрий. – И не делай такое лицо. Умное лицо еще не признак ума. Именно с таким выражением лица делаются все глупости на земле…

Улыбнулся и пошел дальше к своим командирам. Марина внимательно на них посмотрела и застыла. Они не были поражены и смущены произнесенной Дмитрием речью. Скорее сосредоточены и собраны. Она нервно сглотнула и вздрогнула - из-за спины донесся нервный гогот князя Мстиславского.

Минуту, может быть чуть больше продолжался этот неистовый смех. А потом вдруг резко оборвался. Князь встал. Снял с себя горлатную шапку и с усмешкой бросил ее на землю. Потом скинул шубу. И, чуть помедлив, стал прыгать на них, вбивая в пыль под дикими взглядами окружающих.

Успокоился.

Перевел дыхание.

Обвел всех взглядом. И произнес:

- Да, мы его убьем! Наверное. Но, черт возьми! Я хочу попробовать! Год! Всего год ему понадобился, чтобы сделать прекрасное войско! И разбить две многократно превосходящие армии! Практически без потерь! Это невероятно! Это не может быть правдой! Однако это правда…. И я хочу видеть его своим царем!

После чего он сел на свое место, опустошенно уставившись куда-то в пустоту. То, что он сказал Земскому собору, не было тем, что он подумал. На самом деле князь просто понял, насколько Дмитрий ненавидит их всех. Люто, бешено, неистово. Вспомнил тот отстраненный, безжалостный взгляд, с которым он отправлял гренадеров на штурм Грановитой палаты. Выстрел, которым тот добил Шуйского. И пришел к выводу, что парень готовится залить тут все кровью. Да так, что самые мрачные дни опричнины покажутся чем-то добрым и светлым. И он ждет нападения. Да чего уж там – хочет. Это очевидно. Как тогда на поле под Москвой. А значит оно обречено – его пехотная бригада страшна в бою…

1 сентября 1605 года, Москва

Дмитрий подошел к Успенскому собору, не очень веря в происходящее.

Вокруг толпа народа. Все что-то кричат. Вроде бы даже радостно и приветливо. А он не может отделаться от мысли, что сейчас вынырнет неприметный человек с пистолетом в руке или кинжалом и убьет его под всеобщее ликование м улюлюканье. Этакая навязчивая мысль…

Он остановился у порога собора и в его голове всплыли события шестинедельной давности…

Провоцируя Земский собор, Дмитрий рассчитывал совсем на другое его поведение. Прежде всего, на внутренний конфликт. Он подкинул людям провокацию и надеялся выставить носителями зла бояр. Стравить их с остальными, ведь именно их он фактически обвинил во всех бедствиях, что постигли царство. А потом, когда станет слишком жарко, ему останется только навести покой и порядок с помощью своей пехотной бригады. Ну и заставить утвердить республику ну или что-то в этом духе, став ее пожизненным диктатором.

Не так уж и сложно.

Ну не лежала у него душа к венчанию на царство. Слишком отчетливо он понимал, насколько чудовищны совпадения и насколько далеко мнение большинства от правды. Он не был чудесно спасшимся царевичем Дмитрием, рожденным Марией Нагой от Ивана IV Васильевича. Но все, и даже мать, по какому-то дикому стечению обстоятельств считали иначе. ВСЕ! И ему от этого становилось стыдно и неловко. И даже более того – Дмитрия преследовала навязчивая мысль о том, что как-то только он внутренне согласится со своей ролью, тут же всплывет что-то его компрометирующее. Что? Совершенно не ясно. Да и как – тоже непонятно. Ведь он попал в эту сборку реальности через какую-то пространственную аномалию. Ну, по крайней мере, он сам так для себя решил. А значит никаких высших сил, никаких тайных замыслов…. Одна беда – слишком много совпадений…

Вот он и пытался уйти от своей внутренней моральной проблемы. А также от страха того, что уже весной-летом следующего года им выстрелят из пушки, как и должно поступить с Лжедмитрием.

Впрочем, несмотря на все прилагаемые усилия, его затея сорвалась. Не прошло и пяти часов с момента выступления, как к Дмитрию явился патриарх в сопровождение выборных от собора, дабы сообщить – его единогласно избрали на царство.

- Но почему?! – Не сдержавшись, воскликнул он и осекся, встретившись с лукавым взглядом Иова.

Старый конь борозды не испортил. Да, много что упустил, но главное - заметил. И, хотя Дмитрий планировал не то, о чем подумал патриарх, тот решил подстраховаться. Превращать Земский собор в резню ему не хотелось. Вот и вышло, что, когда царевич ушел, сначала чуть-чуть поюродствовал Мстиславский, а потом выступил патриарх. Да весьма в струю. А далее двинулись видаки, приглашенные Иовом. Этот видел это. Тот – то. Почти все эти пять часов люди, идущие сплошной чередой, рассказывали о делах и поступках Дмитрия, отвечая на вопросы делегатов. Патриарх постарался коснуться всего. И усмирение бунта под кремлевской стеной, когда тот в одиночку вышел против толпы. И защиту от разбойников, где Дмитрий бросился спасать Ивана Басманова рискуя жизнью. И битвы… о да! Битвы! Их расписывали в красках! И, наверное, батальные сцены и решили исход всей затеи.

Тут нужно пояснить.

Полвека не минуло с момента одной из самых страшных войн в истории России всех времен – Ливонской. Начиналось-то все замечательно. Иван IV Васильевич, вдохновленный успехами своего войска против иррегулярных бандформирований степи, решил побороться за лакомый кусочек - Ливонию. Вот только беда, Литва, Польша, Швеция и Дания тоже имели виды на этот регион. И войска у них были куда более совершеннее.

Что представляло собой вооруженные силы Русского царства в те годы?

Прежде всего – поместное ополчение. Классический, раннефеодальный вариант мобилизации. К нам он пришел вместе с Софьей Палеолог, ибо применялся в Византии в пике ее могущества – давно, очень давно. Однако все равно стал вводиться в обиход уже при Иване III. Даже несмотря на то, что устарел к тому моменту веков на пять-шесть, минимум. Собственно, в чем главный недостаток этого метода в наших условиях? Бедность населения. Оно не могло должным образом обеспечивать поместных, а те, как следствие, были отвратительно снаряжены. Обычный степной комплект – уже неплохой уровень. Львиная же доля представляла собой своего рода воинствующие бомжей от горе-кавалерии на убогих степных лошадках. Разумеется, столкнувшись с немецкой наемной пехотой и польскими крылатыми гусарами, такая кавалерия ничего сделать не могла. Ну, разве что погибнуть, чем она истово и занималась. Вполне себе смелые люди просто не могли прыгнуть выше своей головы в силу системных ограничений формации - метода снаряжения и комплектования.

Второй, но не менее массовый компонент войска Ивана Грозного были стрельцы, то есть, практически ничему и никак не обученная иррегулярная пехота милиционного типа . В столкновениях со степняками они неплохо себя зарекомендовала. В конце концов – практически поголовно вооружена огнестрельным оружием, а те были обычными шайками, способными только крестьян грабить. Когда потребовалось воевать с более цивилизованными соседями – люто, бешено страдала. Требовалось трех-четырех кратное численное преимущество, чтобы она на равных держалась против той же немецкой наемной пехоты, массово и активно нанимаемой королем Польши. Да и шведские пехотинцы не сильно немцам уступали.