Валентин Леженда - Песнь кецаля

— Нам осталось осмотреть еще один любопытный объект, — напомнил Хоакин, — и нужно отправляться домой. Сеньор Васкес особо просил вернуться до наступления ночи.

Бетси не стала спрашивать почему. Догадывалась, что все равно не получила бы ответа. Секреты сеньора Васкеса. Рис, рассыпанный на пороге. Стручки жгучего перца, собранные ими по пути сюда…

“Любопытным объектом” был чакмооль, находившийся посредине центральной площади. Это изображение полулежащей человеческой фигуры, держащей на животе что-то вроде большого блюда.

Такие изваяния обнаружены во многих районах Мексики. Существуют версии, что чакмооли изображают неких “божественных посланцев”; согласно другим, они — боги дождя; некоторые видят в чакмоолях простых стражей храмов.

Чакмооль полулежал-полусидел в странно напряженной и выжидательной позе. Согнутые колени торчали вверх, толстые икры были прижаты к бедрам, пятки — к ягодицам, локти упирались в землю, а руки, сложенные на животе, вцепились в пустое блюдо. Его спина, казалось, находилась в неустойчивом положении, словно чакмооль хотел встать, распрямиться. Если бы ему это удалось, то рост его мог составить около семи футов. Даже откинувшись назад, он напоминал сжатую пружину, заряженную свирепой и безжалостной энергией. Квадратное лицо с глубокими, расположенными близко друг к другу глазами и плотно сжатыми тонкими губами было обращено к Западу — местности, традиционно олицетворявшей тьму и смерть.

Элизабет представила, как бы смотрелось на этом блюде, которое сжимает чакмооль, золотое сердце, лежащее сейчас в сейфе Васкеса. Оно как будто бы специально предназначалось для этой статуи, служа последним штрихом всей жуткой композиции.

И еще этот взгляд. Холодный, пронизывающий насквозь. Не он ли беспокоил Бетси все это время? Но так не может, не должен смотреть каменный истукан.

— Леди, — раздался за спиной тихий вкрадчивый голос. — Я от мистера Джентри.

Девушка стремительно обернулась.

Глаза. Мертвые, обжигающие холодом. Глаза мистера Джентри. И та же неживая, зеленушная бледность в лице.

— Что вы сказали? — переспросила она и поискала глазами своих спутников.

Те стояли метрах в десяти, занятые друг другом. Мило болтая и улыбаясь. И до других им не было ровно никакого дела.

— Я от мистера Саймона Джентри, — глухо повторил бледнолицый. — Он просил сказать, что сегодня ночью вы должны будете передать нам золотое сердце Уицилопочтли…

Нормально выспаться в ту ночь Адаму так и не удалось. Слишком велик был контраст по сравнению с великолепным номером отеля “Марко Поло”. Гостиница в Сан-Мар-тин-де-лас-Пирамидас, в которой они с Думкопфом остановились на ночлег, и название имела соответствующее: “Последний приют Монтесумы”. Оно как нельзя лучше соответствовало сырым стенам и продавленным кроватям.

— Последний приют, — задумчиво произнес Крюгер, куря у распахнутого настежь окна, — в смысле фамильный склеп, что ли?

А вот Фрицу было все нипочем. Он выспался великолепно, всегда с легкостью перенося любые походные условия.

Сизый дымок сигареты медленно таял, вливаясь в утренний воздух за окном, напоенный незнакомыми запахами.

“Эка мы вчера опозорились, — недовольно подумал Адам, прислушиваясь к сладкому посапыванию помощника. — Цирк-шапито какой-то. Фейерверк. Шлюхи непонятные в бандажах. Это ж как надо было ухитриться спутать их в темноте с Бетси и Регентрудой?”

Крюгер неприязненно оглянулся на развалившегося на ветхой кровати помощника.

— М… киска… — прошептал во сне Думкопф, причмокивая губами. — Отдай мне свою плетку. Мы все сейчас повторим…

— Тьфу ты, черт. — Адам с чувством плюнул в окно.

Мексика разрушающе действовала на Фрица. Еще неделька — и он превратится в настоящего сексуального маньяка. Что-то Крюгеру подсказывало: тогда в полуосвещенной комнате Фриц не ошибся. Он знал, кого и, главное, для чего выносит.

— Ну подожди, — злобно прошипел Адам, — вернемся мы в Германию…

На наручных часах было полшестого утра, самое время вернуться к тому злосчастному поместью и осторожно понаблюдать за его обитателями при дневном свете.

— Вставай, лежебока. — Крюгер затряс помощника за крутые плечи. — Родина ждет от тебя подвигов. Просыпайся, могучий Зигфрид!

— О… Кончитта, еще немного, — прохрипел Фриц.

— Да чтоб тебя! — взревел Адам и зажал двумя пальцами толстяку нос.

Это был старый проверенный способ, который никогда еще не подводил.

— Тону. — Фриц во сне замахал руками, словно пытаясь плыть.

— Вставай.

— А… герр Адам, это вы?

— Нет, это твоя бабушка.

— Бабушка? — Громко зевая и протирая глаза, Думкопф сел на кровати. — А где девочки?

— Какие девочки?

— Ну, Кончитта с Хуанитой?

— Остались в парке, — нехотя ответил Крюгер.

— Но как же? — Толстяк растерянно заморгал. — Я ведь отчетливо помню, как одна из них недавно держала меня за нос.

— Хорошо еще, что не за другое место, — весело пошутил Адам. — Поднимайся, нам нужно ехать.

Смутившийся Думкопф стал тщательно застилать кровать.

Хотя у них и было мало времени, Крюгер не стал останавливать помощника, зная, что у Фрица был небольшой бзик еще со времен военно-спортивных лагерей скинхедов, где “орднунг” ставился превыше всего.

Спустившись в обшарпанный холл гостиницы, Адам потребовал у полусонного портье книгу регистрации постояльцев. Получив оную, бравый охотник за артефактами быстро написал по-английски: “Провел в данном отеле одну ночь, но выспаться так и не смог — больно кусались клопы”. А чуть ниже, хитро усмехнувшись, Крюгер поставил подпись: Монтесума.

Про клопов он, конечно же, наврал, но не писать ведь, что ему мешал спать храпящий помощник, которого всю ночь одолевали эротические сны.

Погрузились в джип.

Фриц спросонья вместо газа нажал на сцепление, сбив у гостиницы дорожный знак с белой английской буквой “Р”. Но, слава Богу, этого никто вроде не заметил, хотя грохоту было предостаточно.

— Ты что делаешь, придурок?! — закричал на помощника Адам, но Думкопф, наконец разобравшись с педалями, уже вывел машину со стоянки. — Надеюсь, ты запомнил дорогу к тому ранчо? — холодно осведомился Крюгер.

— Конечно, герр Адам, — кивнул толстяк, — вы меня обижаете. Да тут недалеко.

“Недалеко” вылилось в полчаса беспорядочного катания по утреннему городу, из которого Фриц все никак не мог найти выезд. Когда они в третий раз объехали вокруг гостиницы “Последний приют Монтесумы”, минуя ими же сломанный дорожный знак, Крюгер не выдержал. Разразившись градом немецких ругательств, он грубо выдворил помощника с водительского места и сам сел за руль.