Брендон Сандерсон - Слова сияния

Сегодня, к счастью, с Каладином были Сигзил, Камень и Лопен – все чужеземцы из краев с другими правилами. Гердаз формально был воринским, но у них был собственный воринизм, и Лопен, похоже, не имел ничего против мужчин, знакомых с письмом.

– Итак, – сказал Камень, пока они ждали, – наш Благословенный Бурей вождь, ты говорить, что можешь делать кое-что еще, верно?

– Летать! – воскликнул Лопен с другой стороны ущелья.

– Я не умею летать, – буркнул Каладин.

– Ходить по стенам!

– Я пытался. Чуть голову не разбил, когда упал.

– Ах, ганчо, – проворчал Лопен. – Ни полетов, ни прогулок по стенам? Я должен как-то впечатлить дам. Не думаю, что камней, приклеенных к стенам, им хватит.

– А по-моему, такое впечатлило бы кого угодно, – заметил Сигзил. – Это противоречит законам природы.

– Плохо же ты знаешь гердазийских женщин… – со вздохом сказал Лопен. – Как по мне, нам стоит опять попытать счастья с полетами. Это было бы лучше всего.

– Кое-что еще и впрямь есть, – сообщил Каладин. – Не полеты, но все равно полезно. Не уверен, что смогу это повторить. Я никогда не делал это осознанно.

– Щит, – вспомнил Камень, который стоял у стены и неотрывно глядел на приклеенный к ней булыжник. – На поле боя, когда паршенди в нас стрелять. Стрелы ударить в твой щит. Все сразу.

– Да, – подтвердил Каладин.

– Надо это проверить, – заявил Сигзил. – Нам потребуется лук.

– Спрены! – воскликнул Камень, тыкая пальцем. – Они прижимают этот булыжник к скале.

– Что? – Сигзил подобрался ближе и, прищурившись, стал разглядывать кусок скалы, который Каладин прижал к стене ущелья. – Я их не вижу.

– А-а, – протянул Камень, – они не хотеть быть замеченными. – Он склонил голову перед ними. – Прошу прощения, мафах’лики.

Сигзил нахмурился, пригляделся, приблизив сферу, чтобы осветить пространство. Каладин подошел поближе и присоединился к ним. Он мог разглядеть маленьких пурпурных спренов, если смотрел очень внимательно.

– Сиг, они там, – согласился Каладин.

– Тогда почему я их не вижу?

– Это как-то связано с моими способностями. – Юноша посмотрел на Сил, которая сидела поблизости на краю трещины в скале, закинув ногу на ногу и покачивая ею.

– Но Камень…

– Я алаий’ику, – произнес Камень, подняв руку к груди.

– И что это значит? – нетерпеливо спросил Сигзил.

– Что я видеть этих спренов, а ты нет. – Рогоед положил руку на плечо Сигзила, который был меньше ростом. – Порядок, друг. Я не виню тебя в том, что ты слепой. Большинство низинников таковы. Это все воздух. От него у вас все в мозгах работает неправильно.

Сигзил нахмурился, но сделал пару заметок, не переставая машинально шевелить пальцами. Считал секунды? Булыжник наконец-то с щелчком отклеился от стены и упал, напоследок выпустив несколько струек буресвета.

– Намного больше минуты, – сообщил Сигзил. – Я насчитал восемьдесят семь секунд. – Он посмотрел на остальных.

– Мы должны были считать? – спросил Каладин, глянув на Камня, который пожал плечами.

Сигзил вздохнул.

– Девяносто одна секунда! – крикнул Лопен. – Можешь не благодарить.

Сигзил опустился на валун, не обращая внимания на кости, которые высовывались из мха поблизости, и с хмурым видом сделал несколько пометок в журнале.

– Ха! – Камень присел на корточки рядом с ним. – У тебя такой вид, словно ты съесть плохие яйца. Что случилось?

– Я не понимаю, что делаю. Мой учитель советовал задавать вопросы и искать точные ответы. Но как же я могу быть точным? Мне нужны часы, чтобы замерять время, но они сто́ят слишком дорого. Даже если бы они у нас были, я не знаю, как измерять буресвет!

– В светосколках, – предложил Каладин. – Самосветы взвешивают на точных весах, прежде чем заключить в стекло.

– И все они способны удерживать одинаковое количество? – спросил Сигзил. – Мы знаем, что необработанные драгоценные камни держатся меньше ограненных. Значит, если огранка лучше, света поместится больше? Кроме того, буресвет вытекает из сферы с течением времени. Сколько дней прошло после того, как светосколок зарядили, и сколько света он с той поры утратил? Все ли светосколки теряют одинаковое количество света с одинаковой скоростью? Мы слишком мало знаем. Командир, боюсь, я зря трачу твое время.

– Не зря, – возразил Лопен, приближаясь к ним. Однорукий гердазиец зевнул и сел на тот же валун, что и Сигзил, вынудив того чуть потесниться. – Просто надо проверять другие вещи, ага?

– Например? – спросил Каладин.

– Ну, ганчо… Ты можешь приклеить к стене меня?

– Я… я не знаю.

– Похоже, неплохо бы узнать, ага? – Лопен встал. – Попробуем?

Каладин посмотрел на Сигзила; тот пожал плечами.

Юноша втянул больше буресвета. Его заполнила неистовая буря – она словно была пленницей и пыталась вырваться на свободу, колотясь изнутри о его кожу. Он направил буресвет к ладони и приложил ее к стене, окрашивая камни свечением.

Сделав глубокий вдох, поднял Лопена – худой гердазиец оказался поразительно легким, особенно с учетом того, что в жилах Каладина еще оставалась доля буресвета. Он прижал Лопена к стене.

Когда капитан, поколебавшись, шагнул назад, гердазиец остался висеть на стене – его форма приклеилась к камню и собралась в складки под мышками.

Лопен ухмыльнулся:

– Сработало!

– Это быть полезно, – согласился Камень, потирая подбородок, выбритый в причудливой рогоедской манере. – Да, именно это нам и надо проверять. Каладин, ты солдат. Ты мочь делать такое в битве?

Тот медленно кивнул; в голове у него вихрем пронеслась дюжина разных вариантов. Что, если его противники наткнутся на полосу буресвета, которую он оставит на полу? А можно ли остановить катящийся фургон? Приклеить свое копье к щиту противника и вырвать тот из рук?

– Лопен, что чувствовать? – спросил Камень. – Больно?

– Не-а, – ответил Лопен, ерзая. – Я переживаю, чтобы куртка не порвалась и пуговицы выдержали. Ох! Ох! У меня вопрос! Что сделал однорукий гердазиец с тем, кто приклеил его к стене?

Каладин нахмурился:

– Я… я не знаю.

– Ничего – у гердазийца рука не поднялась, – выдал Лопен и расхохотался.

Сигзил застонал, но Камень рассмеялся. Сил склонила голову набок, шмыгнула к Каладину и негромко спросила:

– Это была шутка?

– Да, – сказал он. – Безобразно плохая.

– О, не говори так! – Лопен продолжал хихикать. – Это лучшая из известных мне – и поверь, я настоящий мастер шуток про одноруких гердазийцев. «Лопен, – все время говорит моя матушка, – ты должен их выучить, чтобы посмеяться до того, как это сделают другие. Тогда ты украдешь их смех – и он будет весь твой». Она мудрая женщина. Я как-то принес ей голову чулла.

Каладин моргнул: