Брендон Сандерсон - Слова сияния

Горничные с появлением Хеларана притихли. За ближайшим окном лениво шевелились извилистые лозы. Карандаш Шаллан продолжал двигаться. Казалось, не она рисует, а изображение само проявляется на странице – и бумага сочится углем, точно кровью.

Хеларан со вздохом поднялся. А потом увидел, что́ она рисует. Тела, лежащие лицом вниз на полу с…

Он схватил лист и скомкал. Шаллан, вздрогнув, отпрянула и стиснула карандаш в пальцах дрожащей руки.

– Шаллан, рисуй растения и животных, безопасные вещи. Не пытайся вернуться в прошлое.

По ее щекам потекли слезы.

– Мы пока еще не можем отомстить, – негромко проговорил Хеларан. – Балат не может возглавить дом, а я должен уйти. Скоро все изменится.

Дверь распахнулась. Отец был крупным человеком и наперекор моде носил бороду. Его веденский наряд также не соответствовал современным фасонам: светлорд Давар носил похожую на юбку шелковую улату и тугую рубашку, поверх которой надевал мантию. Без меха норки, какой могли бы носить его деды, но в целом – очень, очень традиционно.

Он возвышался над Хелараном – отец был выше всех в поместье. За ним вошли паршуны, неся свертки с едой для кухонь. У всех троих была кожа с мраморными разводами: у двоих красное на черном, у одного красное на белом. Отец любил паршунов. Они не огрызались.

– Хеларан, мне сообщили, что ты велел конюхам приготовить одну их моих карет! – взревел отец. – Я не допущу, чтобы ты опять где-то шлялся!

– В мире есть и более важные вещи, – ответил Хеларан. – Даже более важные, чем ты и твои преступления.

– Не смей так со мной говорить, – прорычал светлорд Давар, шагая вперед и тыкая в Хеларана пальцем. – Я твой отец.

Слуги поспешно бросились в угол, стараясь не попадаться у него на пути. Шаллан прижала сумку к груди и вжалась в кресло.

– Ты убийца, – спокойно сказал Хеларан.

Отец замер на месте, и под бородой его щеки побагровели. Потом он снова двинулся вперед.

– Да как ты смеешь! Думаешь, я не могу отправить тебя в тюрьму? Решил, что раз ты мой наследник, то я…

Что-то возникло в руке Хеларана – полоса тумана, которая сгустилась в серебристую сталь. Клинок футов шести длиной, изогнутый и широкий, с обухом в виде языков пламени или, быть может, волн на воде. Эфес украшал самосвет. Когда свет отражался от металла, выступы на гарде как будто двигались.

Хеларан был осколочником. Буреотец! Как? С каких пор?

Отец умолк и резко остановился. Хеларан спрыгнул с невысокого помоста и направил осколочный клинок на отца. Острие коснулось груди светлорда Давара.

Тот поднял руки, обратив ладони к сыну.

– Ты мерзкая напасть, что обрушилась на этот дом! – почти прорычал Хеларан. – Мне следовало бы проткнуть тебя. Такой поступок был бы благодеянием.

– Хеларан… – Отец утратил весь свой пыл, а его лицо сделалось совершенно белым. – Тебе только кажется, что ты все знаешь. Твоя мать…

– Я не стану слушать твое вранье! – выкрикнул Хеларан и повернул запястье так, что меч в его руке крутанулся, но лезвие по-прежнему упиралось в грудь отца. – Так легко.

– Нет, – прошептала Шаллан.

Хеларан склонил голову набок, потом повернулся. Меч не дрогнул.

– Нет, – сказала Шаллан. – Пожалуйста.

– И вот теперь ты заговорила? – изумился Хеларан. – Чтобы защитить его?! – Смех брата был похож на неистовый лай. Он резким движением убрал меч от груди отца.

Тот, по-прежнему бледный, опустился на один из стульев.

– Как? Это же осколочный клинок… Откуда? – Светлорд Давар вдруг поднял глаза. – Но нет. Это другое. Твои новые друзья? Они доверили тебе такое богатство?

– Нам предстоит важное дело, – отрезал Хеларан. Он повернулся и сосредоточился на Шаллан, положил руку ей на плечо ласковым жестом и продолжил чуть тише: – Сестра, когда-нибудь я тебе все расскажу. Хорошо, что я услышал твой голос, прежде чем уехать.

– Не уезжай, – попросила она.

Слова казались ватой, набившейся в рот. Прошло много месяцев с тех пор, как она в последний раз говорила.

– Я должен. Пожалуйста, нарисуй для меня что-нибудь. Невероятные вещи. Счастливые дни. Ты сможешь?

Она кивнула.

– Прощай, отец, – бросил Хеларан и, повернувшись, решительным шагом направился прочь из комнаты. – Постарайся не испортить слишком многое, пока я буду отсутствовать. Я ведь время от времени стану возвращаться, чтобы проверить, как идут дела.

Он ушел, а его слова все еще звучали эхом в коридоре.

Светлорд Давар вскочил и взревел. Несколько горничных, что еще оставались в столовой, выбежали через боковую дверь в сад. Шаллан сильней съежилась в кресле, придя в ужас при виде того, как ее отец схватил стул и ударил им о стену. Он пинком опрокинул маленький обеденный стол, потом принялся ломать стулья один за другим об пол, повторяющимися, жестокими ударами.

И повернулся к ней, тяжело дыша.

Шаллан всхлипнула от его гнева, от того, что в его глазах не было ничего человеческого. Когда они сосредоточились на ней, жизнь в них вернулась. Отец уронил сломанный стул и, повернувшись к ней спиной, словно от стыда, сбежал из комнаты.

Когда Шаллан и ее маленький караван приблизились к источнику дыма, солнце превратилось в тлеющий уголек на горизонте, готовый кануть в небытие. Хотя дым таял, веденка смогла разглядеть, что источником его были три разные кучи, а поднимаясь в воздух, он свивался в один столб.

Она встала в покачивающемся фургоне, который забрался на последний холм и остановился, не доехав до вершины, в нескольких футах от того места, откуда можно было бы разглядеть, что происходит. Ну конечно – если внизу поджидали бандиты, преодолевать эту горку попросту глупо.

Блат спустился и побежал вперед. Он не отличался особым проворством, но лучшего разведчика у них не было. Блат снял свою изысканную шляпу и на полусогнутых ногах добрался до вершины холма, чтобы заглянуть на другую сторону. Миг спустя выпрямился, не пытаясь больше прятаться.

Шаллан спрыгнула с фургона и поспешила наверх; ее юбки то и дело цеплялись за кривые ветки хрустешипа. Она достигла вершины, ненамного опередив Твлаква.

Внизу тихонько тлели три караванных фургона, и землю усеивали следы сражения. Упавшие стрелы, несколько трупов, сложенные кучей. Сердце Шаллан кувыркнулось, когда она увидела живых среди мертвецов. Усталые, они бродили тут и там, что-то искали среди мусора или переносили трупы. Судя по одежде, это были не бандиты, но честные караванщики. На дальней стороне лагеря сгрудились еще пять фургонов. Некоторые обгорели, но все казались в рабочем состоянии и были все еще нагружены товаром.