Иван Оченков - Смоленский поход

— Ты сама-то ела? — спросил я ее с набитым ртом.

— Не беспокойтесь, ваше величество я не голодна, — вежливо отвечала мне юная маркитантка.

— Смотри мне, в этой стране самый страшный грех — врать царю. Виновных в таком ужасном злодеянии наказывают сильнее чем у нас в Германии ведьм. Так что если хочешь есть, то немедленно признавайся, а я, так и быть, никому тебя не выдам.

— Нет, государь, я поела пока готовила, — отвечала девушка, ужасно побледнев.

— Ну, поела, так поела, чего ты так испугалась? Кстати, очень вкусно, это ты сама готовила?

— Да, ваше величество.

— Кто тебя научил?

— Матушка, — ответила Лиза со слезами на глазах.

Мысленно про себя чертыхнувшись, в самом деле, кто же еще мог научить девушку готовить, если не мать, а я сдуру напомнил ей о ее судьбе, я попытался перевести разговор на другое.

— Дитя мое, кажется, тут грели для меня воду…

— Да все готово, ваше величество, в соседнем отделении вас ждет большая бочка горячей воды.

— Прекрасно, надо кликнуть кого-нибудь…

— Зачем?

— Ну, чтобы…

— Помочь вам вымыться? Я прекрасно с этим справлюсь.

Поставленный в тупик девичьей непосредственностью я отправился мыться.

— Отвернись, — потребовал я, прежде чем раздеться.

Лизхен тут же с явным облегчением на лице выполнила мое распоряжение. Скинув изрядно закорузшее исподнее, я с наслаждением залез в горячую воду. «Черт побери», — подумалось мне, — «Анна не пробыла тут и нескольких часов, а устроила мой быт лучше, чем мои слуги, постоянно толкущиеся подле меня, надеюсь, ее воспитанница знает дело не хуже».

— Вам вымыть волосы, ваше величество? — прервала мои размышления маркитантка.

— Что? — не расслышал я с первого раза.

— Вам вымыть волосы?

— Да, наверное, если тебе не трудно…. - пролепетал я в ответ.

Девушка с энтузиазмом принялась за работу, а я отдался наслаждению от ее ловких рук. Последний раз мне так мыла голову Настя, убитая мерзавцем Енеке, и я немного загрустил от этого воспоминания.

— У вашего величества такие чудесные волосы, — вырвал меня из раздумий голос Лизхен, — ей богу иной бы девушке позавидовать. Только вы совсем за ними не ухаживаете.

— У тебя не хуже, — буркнул я.

— Спасибо, вы так добры, государь.

— О, да! Иногда мне даже кажется что чересчур. Знаешь что, принеси мне белье.

— Уже все готово.

— Хорошо, подай мне его и ради всего святого отвернись.

Спешно переодевшись, я отправился в соседний предел, где была расстелена для меня постель, искренне надеясь, что не застану там своего постельничего, в обязанности которого входило ночевать вместе со мной под одной крышей. Слава богу, я хоть и с трудом, но отвадил придворных от чересчур буквального исполнения своих обязанностей. К счастью никого не было и я, не забыв проверить рядом ли допельфастеры и шпага, юркнул под одеяло, и блаженно вытянулся. Однако на этом мои испытания не кончились. Раздались легкие шаги, и к походной кровати подошла Лиза.

— У вашего величества будут еще распоряжения?

— Нет, Лизхен, ты можешь идти отдыхать, — сделал я очередную попытку остаться нравственным и честным, хотя бы перед самим собой, человеком.

— Ваше величество, — девушка, очевидно, решила взять мекленбургского быка за рога, — я вам совсем не нравлюсь?

Я с интересом уставился на юную маркитантку. Интересно, мужчинам вообще хоть сколько-нибудь реально постичь женскую логику? Я готов поклясться, что когда Анна наставляла свою воспитанницу и хвалила передо мной ее стати, она чувствовала себя ужасно неловко и была готова на все лишь бы избежать этой участи. Но вот я честно пытаюсь избавить ее от нее, а девушка готова расплакаться от обиды, что ею пренебрегают.

— Наоборот, Лизхен, ты мне очень нравишься. Ты очень красивая и неглупая девочка и…

— Я уже не девочка…

— В каком смысле? — чуть не поперхнулся я.

— Я девушка, ваше величество, и уже два года как кидаю кровь.

— Что?! Ах, вот ты о чем. Тьфу, ты пропасть, я уже черт знает что подумал… Сколько ты сказала, два года? По словам Анны, тебе всего четырнадцать.

— Анна всем так говорит, чтобы меня не обижали, и мне велела.

— О, да ты уже совсем взрослая и очень красивая девушка, а что тебе еще говорила Анна?

— Что юная нетронутая девушка — мечта каждого мужчины, и что если я не буду дурой, то смогу устроить свою жизнь. А еще, она говорила, что вы очень добрый и щедрый молодой господин.

— А сама ты что думаешь?

— Не знаю, ваше величество, я видела не слишком много богатых господ. Но вы красивы, молоды и знатны и очень не похожи ни на польских шляхтичей, ни на немецких дворян, — девушка на секунду задумалась, явно подбирая слова, — вы хотите отдать меня кому-то из своих приближенных?

— Что?! Да черта с два!

— Тогда почему? Вам не повезло с какой-то женщиной и вы…

— Скорее женщинам не везет со мной Лизхен. Так уж случилось, что я веду очень опасный образ жизни. И если сам я как-то выкручиваюсь, то тем, кто рядом со мной частенько не везет. Посмотри сюда, даже во сне я не расстаюсь со шпагой и держу под рукой пистолеты.

Девушка несмело посмотрела на мой арсенал и, помявшись, проговорила:

— Я могла бы заряжать их для вашего величества…

— А ты умеешь?

— Ну, я ведь маркитантка.

Утром Федька встал в самом радужном настроении. Хотелось бегать, прыгать и дурачиться и даже кислое выражение лица Мишки не могло испортить ему настроения. Его новый друг, похоже, всю ночь не спал. Причину этой бессонницы угадать было совсем не трудно. Необычайно красивая девушка, увиденная ими давеча в царском шатре, поразила и Федькино воображение, а уж царского рынду и вовсе придавила как упавшим бревном. Все в ней было необычным, и немецкое платье подчеркивающее талию и оставляющее приоткрытыми шею и плечи. И прекрасные распущенные волосы, в отличие от туго стянутых кос русских девушек. А уж бездонные глаза и красиво очерченные губы, кажется, совсем лишили Мишку покоя. Он весь вечер говорил только о ней и под его бормотание Панин и уснул, причем тот этого даже не заметил. Вскоре подошел Михальский и пробурчав что-то нелицеприятное про неизвестно где шляющихся царских рынд и отвлекающих от службы его людей, велел им с Мишкой по-быстрому перекусить и становиться на часах перед царским походным троном. Дескать, государь скоро встанет, дел много, а чин не соблюдается. Едва парни успели поесть и занять места, государь вышел и, улыбнувшись, пожелал всем доброго утра. Собравшиеся приближенные ответили ему поясными поклонами, только немец фон Гершов помахал шляпой, впрочем, тоже поклонившись.

Сев за стол, государь разрешил садиться и всем присутствующим, а также велел подавать завтрак. Слуги тут же принесли всем сбитня и свежеиспеченного хлеба. А государю, отдельно положили еще на серебряной миске яичницу. Тот немного удивился, но потом видно что-то сообразив, улыбнулся и принялся за еду.