Джон Норман - Танцовщица Гора (ЛП)

От внезапно пришедшей мне в голову мысли, я приподнялась в полусидячее положение. Потом снова легла на пол, на этот раз на спину, подтянув свои дрожащие запястья, разместив их в ложбинке под поясницей, и согнув ноги в коленях.

Как у любой другой собственности у нас была цена! Внезапно я поняла нечто, здорово напугавшее меня. Я рассмотрела себя с точки зрения таких соображений, попытавшись разобраться именно в таких жёстких мерах безопасности применённых к нам. Я уже поняла, что это нельзя было рассматривать просто, как содержание нас в данном пространстве согласно, скажем, традиционным правилам, или сведение к нулю вероятности побега или даже ради лишения нас надежды на это, как будто мы нуждались так уж нуждались в этом. Не было это похоже и на напоминание о том, что мы были рабынями, или на наказание нас. Конечно, причина могла быть в том, что мужчины просто сочли для себя приятным понаблюдать за нами, оказавшимися в таком беспомощном состоянии. Но теперь я рассматривала другую причину, ставшую для меня столь очевидной, стоило только задуматься о ней. Ведь мы были собственностью! Мы были ценностями, такими же как, деньги, собаки или лошади. В действительности, некоторые мужчины, мы могли бы даже рассматривать нас как сокровища. Нас, так же как и любое другое животное или товар, могли просто украсть! Мы могли стать объектом воровства! Таким образом, имело смысл, если ни по какой другой причине, иногда, в определённых ситуациях держать нас запертыми на замок. Для меня уже не было секретом, что здесь было довольно обычным делом запирать рабынь на ночь. В доме мы проводили ночи в запертых конурах и клетках. Также, я слышала, что для красивых рабынь было весьма обычно ночью быть прикованной цепью к рабскому кольцу в ногах постели их господина. Обычно рабынь приковывают там за левую лодыжку или за шею.

Факт моего понимания, что я теперь являлась объектом воровства, конечно, напугал меня, но, также, я вынуждена была признать, что как и многое другое, это было частью того, что стало моим теперешним правовым статусом, простым следствием того, кем я теперь была. В памяти всплыло и воспоминание о том, что в доме нам рассказывали об уважении законом «права захвата». Первоначально я полагала, что эти права относились только к захвату свободных женщин, однако позже я поняла, что их следует рассматривать гораздо шире, в том числе и применительно к захвату собственности вообще, включая, конечно, и рабынь. Честно говоря, до тех пор, пока я не оказалась вне дома, я как-то не задумывалась о таких вещах, по крайней мере, в их реальном или практическом смысле. Я попытался припомнить то, что давалось мне на занятиях. Моя кража, или захват, как предпочитают говорить здесь, присуждала права на меня. В этом случае, я принадлежала любому, в чьё фактическое владение я попала, даже если это было результатом моего похищения, и должна была в полной мере ему служить. Предыдущий владелец, само собой, имеет право попытаться вернуть свою собственность, которая ещё в течение одной недели технически остается за ним. Однако, если бы мне удалось сбежать от вора, после того как он объявил о своём праве держать меня, или например, удерживал меня в течение хотя бы одной ночи, меня могли, полностью в соответствии с гореанским законодательством, посчитать беглой, уже от него, рабыней, даже при том, что технически я ему пока не принадлежала, и наказать соответственно. Всё точно так же, как и в случае с домашним животным, которому никто не позволил бы сбросить поводок со своей шеи, или сбежать от столба, к которому его привязал хозяин. Деньги, товар и собственность должны сохранять свою ценность и покупательную способность, независимо от того, в чьих руках они находятся. Такая резкость, конечно, не касается свободных людей, и в частности свободных женщин. Наоборот, свободная женщина наделена правом сделать всё от неё возможное, чтобы сбежать от своего похитителя, и без какого-либо наказания, даже после её первой ночи в его цепях, если она всё ещё пожелает сделать это. Само собой, после официального порабощения, в отношении неё начинают действовать все те же самые традиции, законы и методы, что и для любой другой рабыни, смысл которых заключается в том, чтобы всегда держать рабыню в строгой неволе, и поощрять активность по отношению к ней со стороны мужчин. После того, как рабыня пробыла во владении похитителя в течение одной недели, она считается его собственностью по закону. Безусловно, прежний хозяин, также может попытаться вернуть женщину назад посредствам всё той же кражи. Это своего рода популярный вид спорта среди гореанской молодёжи, попытать «удачи цепи». Здесь вообще захват женщин, и не столь важно свободных или порабощённых, рассматривается как спорт или развлечение. Стоит отметить, что во время войны женщин этого мира, и рабынь, и свободных, наряду с серебром и золотом, рассматривают как завидный трофей.

Внезапно, испугав меня, послышался звук расстегиваемого и отбрасываемого брезента. Судя по тому, что я почувствовала, как моему телу вдруг стало горячо, не трудно было догадаться, что в нашу клетку проникли солнечные лучи. Под капюшоном стало ещё жарче. Я испуганно принялась извиваться торопясь поскорее встать на колени. Судя по звукам, сразу окружившим меня, бряканью цепей и наручников, шуршанию голых тел по железному настилу, стонам от боли в затёкших конечностях, другие девушку наперегонки делали то же самое.

Следующим звуком, который я совершенно точно опознала, было клацанье ключа вставляемого в замочную скважину. Потом, ещё один негромкий звук, ключ повернулся, и резкий щелчок открытого замка. Лязганье звеньев цепи по металлу, скрежет увесистого засова, и скрип открытой тяжёлой двери. Я уже приняла стандартную позу рабыни, широко разведя колени, выпрямив спину, втянув живот, откинув плечи и высоко подняв подбородок. Уверена, что остальные девушки стояли в тех же позах. Нам даже не понадобилась короткая команда мужчины: «Положение». В этом уже не было необходимости. Мы были, по крайней мере, до определённой степени, обученными девушками. По звуку шагов я догадалась, что кто-то поднялся в кузов фургона, и в следующий момент сильные мужские руки сомкнулись на моих плечах, и грубым рывком поставили меня на ноги.

— Иди туда, — приказал мне мужчины, подтолкнув в нужном направлении, и тут же его голос, сместившись за мою спину, скомандовал: — Идите в этом направлении.

Похоже это он говорил другим девушкам. Потом я почувствовала, как цепь буквально потащила меня в сторону двери. Натяжение цепи через мой ошейник передалось дальше, потащив на мной Глорию, скорее всего всё ещё стоявшую на коленях или на корточках позади меня. Меня подхватили снизу, и я почувствовала тёплые доски под ногами. Следом за мной внизу оказалась Глория, а затем и все остальные. Меня окружил шум хлопков, свиста, довольного причмокивания, щёлканья языком и сексуальных пожеланий мужчин, по-видимому, собравшихся вокруг фургона. Похоже, их тут было много, возможно даже небольшая толпа. Вероятно, они ошивались здесь в ожидании того момента, когда нас начнут выгружать из клетки. Я почувствовала, как чья-то, явно мужская рука дёрнула цепь моего ошейника, я спотыкнулась от неожиданности, но быстро выправившись, заняла то место, куда он хотел меня поставить. На мгновение мне показалось, что я стала во главе каравана, но меня тут же развернули, и оставили в покое, признаться, в несколько сконфуженном состоянии. Я не знала, ни того, где я стояла, ни того куда было повёрнуто моё лицо. Я понятия не имела, где сейчас находилась ведущая девушка, и в какую сторону был ориентирован караван. Я даже толком не могла сказать оказалась ли я снова в его конце, или же стояла первой. Судя по направлению цепи, Глория была где-то по правую руку от меня, а вовсе не спереди или сзади, как должно было бы быть в караване. Выкрики, шум и неприличные комментарии приблизились к нам довольно близко, заставив меня задрожать и непроизвольно отпрянуть. И тут я дёрнулась уже так, что чуть не упала. Удар был настолько громким и пугающим, тугое кожаное жало, словно огнём, обожгло меня! Запрокинув голову назад, задыхаясь от боли, я, заливая скрытое капюшоном лицо щеками, отчаянно попыталась вытолкнуть кляп изо рта. Мне срочно требовалось облегчить дикую боль своим криком. Но всё чего я добилась, это тихое, испуганное, придушенное мычание, мало чем помогшее мне, но вероятно развеселившее окружающую толпу.