Джон Норман - Лицедеи Гора (ЛП)

Он подскочил на стол, и присел на корточки.

— Как Тебя зовут? — спросил я, отломив ещё один кусочек твердого фрукта, и передавая ему.

Он произнес нечто напоминавшее шипящий визг. Возможно, это и было имя. Люди-урты, насколько я понял, будучи в стае, обычно общаются между собой посредством таких звуков. Насколько изощрённы и сложны, могли бы быть эти их сигналы, я не знал. Они действительно очень сильно напоминали естественные звуки уртов. Я бы предположил, что таким образом они делали своё присутствие среди стаи уртов менее заметным для сторонних наблюдателей, а возможно и менее очевидным или навязчивым для самих мигрирующих уртов. Однако я и раньше знал, а теперь убедился в этом воочию, что люди-урты могли, и при случае, во время их редких контактов с людьми, общаться на ломаном гореанском, и что интересно, больше напоминающем его архаичную версию, на которой на Горе никто, кроме членов касты Посвященных, не говорит уже сотни лет.

Впрочем, для меня не составило большой трудности понять его речь. Он показался мне весьма умным существом, и его гореанский, несомненно, сильно отличался от обычного уровня знания языка остальными людьми-уртами. Несомненно, это было результатом длительного нахождения в тюрьме среди людей. Люди-урты быстро учатся. Они разумны. Некоторые люди держат их дома в качестве домашних любимцев. Не исключено, что они когда-то были одной из ветвей вида Хомо Сапиенс. А может быть и так, что когда-то, очень давно, некоторые виды уртов стали симбионтами людей, или же наоборот, некие люди стали сотрапезниками, попутчиками, разделившими стол и кров, если можно так выразиться, со стаями мигрирующими уртов.

— А как Тебя называют здесь? — поинтересовался а, понимая, что его истинное имя выговорить не получится.

— Ним, Ним, — ответил он.

— А меня можно назвать — Боск, — представился я.

— Боск, Боск, — повторил человек-урт. — Хороший боск. Красивый боск. Ещё ларма! Ещё ларма!

И я передал существу ещё один кусочек твердой лармы.

— Хороший Боск, хороший Боск, — пропищал Ним-Ним, и получил от меня ещё дольку.

— Боск хотеть побег? — вдруг тихо спросил он.

— Конечно, да, — сказал я.

— Плохие люди хотеть, делать с Боск ужасный вещи, — сообщил он.

— Что? — переспросил я.

— Ним-Ним бояться говорить, — ответил мой сокамерник.

Я не стал давить на него.

— Стол есть в мало клетка, — робко намекнул он. — Боск, не прикована на цепь.

— Кажется, я Тебя понимаю, — кивнул я.

Не будучи прикованным цепью, и благодаря столу, я мог полюбоваться жестоким зрелищем во внутреннем дворе тюрьмы. Я уже предполагал, а теперь учитывая намеки маленького существа, был уверен, что именно возможно, было мне предначертано. Я вздрогнул. Сколько же ненависти должны они испытывать ко мне!

— Ещё ларма! — попросило существо. — Ещё ларма!

Я дал ему ещё кусочек лармы, которой у меня осталось совсем немного.

— Значит, они намереваются затравить меня в яме, — предположил я.

— Нет, — сказал Ним-Ним. — Хуже. Много хуже. Ним-Ним помогать.

— Я не понимаю, — признался я.

— Боск хотеть побег? — спросил Ним-Ним.

— Да, — кивнул я.

— Ещё ларма, — тут же сказал он. — Ещё ларма!

И я отдал ему последнюю дольку лармы.

— Боск хотеть побег? — снова просил человек-урт.

— Да, — повторил я.

— Ним-Ним помогать, — пропищал он.

— Вот! — взвизгнуло маленькое существо. — Вот! Вот! Люди! Ним-Ним сбежать! Ним-Ним свобода!

Мы находились в распадке между двумя скалистыми невысокими холмами. Шёл десятый ан, гореанский полдень. Покинув город, ранним утром, мы уже достаточно удалились от его стен. Оба мы были полностью раздеты. В результате забега сквозь заросли колючего кустарника вся моя нижняя часть тела была покрыта грязью и кровью. Хватало там ссадин и синяков, полученных от ударов о каменные стенки узких коллекторов городской канализации, через которые мы пробирались.

— Ним-Ним хороший урт, — сказал он мне. — Урты всегда находить дорога!

— Раздевайтесь и заходите в моечную камнату, — приказал нам надзиратель, за спиной которого маячили пятеро из его вооруженных товарищей. — Смойте зловонье со своих тел, а потом выходите.

Было раннее утор. Цепи, с нас сняли, едва мы оказались в этом тюремном подвале.

— Зачем? — слегка удивился я.

— А ну, повинуйся, — прикрикнул он.

Я был весьма озадачен происходящим. Роскошь ванны редко позволяется гореанским заключенным, безразлично мужчины они или женщины. Безусловно, девушку вычистят и доведут до презентабельного вида прежде, чем выставить её на продажу. Не исключено, что они задумали для нас нечто особенное. Заметив, как охранники угрожающе задвигали оружием, я счёл за благо не спорить, и начал раздеваться.

— Свою одежду оставьте здесь, — скомандовал тюремщик. — Идите в комнату и мойтесь.

Наконечниками своих копий они подтолкнули нас к тяжёлой деревянной двери.

— Помойтесь там хорошенько, — крикнул один из охранников, и заржал.

— Ты же не хочешь своей вонью, оскорбить зрителей, — поддержал его другой мужчина.

Я тотчас же подумал о яме для травли, криках, пари, восторженной толпе зевак на трибуне. Но Ним-Ним говорил, что они запланировали для меня нечто гораздо худшее, чем это.

— Пожалей бедных слинов, — захохотал третий охранник.

— Ты же хочешь, чтобы они переблевались от Вашей вони, не так ли? — спросил ещё один шктник.

Полагаю, ему эта шутка казалось очень забавной. Слин — один из наименее разборчивых в еде гореанских животных. Тарск, обычно подразумеваемый как грязное животное, по сравнению с ним просто эпикуреец. И снова, от их комментариев, мне на ум пришла ямы во внутреннем дворе тюрьмы.

Тяжелая дверь моечной комнаты захлопнулась за нашими спинами. Снаружи донёсся скрежет устанавливаемого на место засова. Внутри была практически полная темнота. Лишь слабый свет, пробивался откуда-то сверху сквозь узкую, прикрытую заслонкой отдушину.

— Я ничего не вижу, — признался я.

— Ним-Ним видеть, — сказал малыш, хватаясь за моё запястье обоими руками.

Я почувствовал, как он потянул меня через комнату. Через пару шагов моя нога скользнула в неглубокий вогнутый жёлоб, ведущий к дренажу. Воняло здесь! Я даже заподозрил, что по своей природе это была скорее тюремная выгребная яма, а не ванна. Спустя некоторое время мои глаза начали весьма сносно различать детали. Возможно глаза людей-уртов, приспосабливаются к темноте гораздо быстрее. Скорее всего, такая быстрая адаптация есть результат их ночного образа жизни, ведь стаи уртов чаще всего активны именно ночью.

— Здесь, здесь, — нетерпеливо пропищал маленький человечек, таща мою руку к решётке закрывавшей сток в полу. — Ним-Ним, не сильный!