Владимир Кучук - Навь Остров. Территория забытых богов (СИ)

Платонов и Звягинцев заявились только к ночи. Усталые, но довольные.

— Чуем мы с Мотом, глядя на ваши светящиеся рожи, — начал Федор, — есть положительные результаты?

— Есть, — подтвердил Игорь, — прочитали мы тетрадку, почти всю прочитали. И не только тетрадку.... Только от того, что мы прочитали, у нас волосы дыбом встали! Вон, Леха не даст соврать!

— Точно, — кивнул Звягинцев, — не дам.

— Так рассказывайте же скорее! — Заелозил на стуле от нетерпения Матвей.

Платонов положил на стол папку на молнии, открыл, достал несколько стандартных листов с напечатанным текстом.

— Планшетку — полевую сумку, то есть, после некоторой обработки открыли без труда. Хорошая кожа, хорошо сохранилась, и хорошо сохранилось все то, что было внутри. А внутри были: несколько цветных карандашей, перочинный нож, увеличительное стекло, несколько восковых свечей, сверток с погонами штабс-капитана и двумя «Георгиевскими Крестами», тетрадка в клеенчатой обложке. Тетрадка была исписана мелким, но аккуратным и красивым, а поэтому легко читаемым почерком. Писали химическим карандашом. В общем, ребята в музее должным образом ее обработали, а мы с Лешкой у меня прочитали и перепечатали.

— Знали бы вы, мужики, кому эта тетрадка принадлежит! — С загадочным видом произнес Звягинцев.

— Погодите, молодой человек, не забегайте поперед батьки в пекло! — Погрозил пальцем Платонов.

— Ох, и отхватит сейчас этот батька, если и дальше мытарить будет! — Покачал головой Федор. — Говори!

— Вот же ведь, чуть сенсация не сорвалась! — Сокрушился профессор и покосился на Алексея. — А все из-за нетерпеливости молодого поколения! В общем, господа изыскатели, тетрадку эту исписал, ни кто иной, как... граф Левашов!

Платонов и Звягинцев, с хитрыми минами на лицах, наслаждались эффектом, который произвела на их друзей новость.

— Сам Левашов?! — С вытаращенными глазами переспросил егерь. — Это, каким же «Макаром»?!

— Он что, бессмертный?! — Добавил Матвей.

— Да нет, ребята, — поспешил разъяснить Игорь, — все как раз просто: записи принадлежат Сергею Константиновичу Левашову — потомку Михаила Константиновича, который является главным действующим лицом во всей этой истории. В общем, Сергей Константинович, чьи бренные останки мы нашли в пещере, приходится внуком самому старшему из сыновей Михаила Константиновича.

— То есть, правнуком самому Левашову.

— Соответственно. — Кивнул Платонов. — Так вот, несколько первых страниц тетради были заполнены скрупулезными списками, или — перечнями драгоценностей. Коротенькими — всего в несколько пунктов, и подлинней. Списков таких — восемь. В каждом — краткое описание, размер, или вес изделий. С датами и названиями населенных пунктов под каждым перечнем. Тут и царские золотые червонцы, и камни, и перстни, и подвески и.... Всего сто восемьдесят семь пунктов.

— Это что, списки кладов с сокровищами рода Левашовых?

— Мы тоже так подумали вначале, Матвей, но прочитав все остальные записи в тетради.... Короче, не будем ходить вокруг да около!

— Да что вы! — Хлопнул в ладоши Федор. — Как жаль! А мы с Мотом так хотели еще посидеть да погадать — что там написал, в своей тетрадке-то, этот золотопогонник! Версии всякие повыдвигать, предположения! А вы бы с Лехой, подсказывали нам, сирым: «тепло», «горячо», или «холодно», ехидно похихикивая между собой при этом!

— Ну, хватит, хватит тебе уже ёрничать. Читаю.

— Уж будьте так любезны, Игорь Палыч, соизвольте.

Платонов взял в руки стопку листов, оглядел присутствующих поверх нацепленных на самый кончик носа очков, и начал.

«Ну, вот и все, доживаю я свои последние часы на этом свете. Хотя «свет» в данной ситуации — совсем неуместное понятие, скорее даже смешное, ведь кругом непроглядная тьма, у которой маленький кусочек пространства отвоевала свечка. Когда-то, перед отправкой на фронт, кто-то из опытных фронтовиков советовал на передовой держать при себе пузырек с настойкой опиума, на случай тяжелого ранения.... Совет оказался очень кстати. Страха я не испытываю. Даже боли почти не чувствую, хотя сломанная нога в сапоге уже не помещалась, так что пришлось его снять.

Зачем я это все пишу?

В моей ситуации, если не разумно, то точно уж логично было бы прочесть молитву, попросить прощения у Всевышнего за великий грех и застрелиться, не растягивая «удовольствия» ожидания смерти. Все так, в конце концов, и произойдет, потому что помощи мне ждать уже неоткуда. Если бы каким-то чудом и удалось выбраться отсюда, то там — наверху, мне уже места не найти — на русской земле повсеместно хозяйничают невероятным образом победившие на всех фронтах большевики. Можно было бы за границу перебраться, как поступили многие мои товарищи, да, видно, теперь уже не судьба.

Под Тулой и в Подмосковье, на родовых кладбищах лежат дорогие мне люди, вся моя семья. Только вот последнему представителю этой, некогда большой и благополучной семьи, предстоит встретить свою смерть в полном одиночестве во мраке пещеры. Да, это страшное место. Надеюсь, мне удалось уничтожить то зло, которое я здесь обнаружил. Но если это не так.... Допускаю, что, когда-нибудь, какой-нибудь сумасшедший смельчак найдет эту подземную «красоту» и обнаружит мои бренные останки, а с ними и мои записи, прочитав которые, узнает....

Ладно, не буду терять время.

Осенью 1920го года, после оставления Читы войсками генерала Войцеховского, Белое движение в России практически прекратило свое существование. Многие мои сослуживцы направились в Харбин, увозя с собой тело нашего прославленного генерала Каппеля Владимира Оскаровича. Господи, а ему ведь и сорока не было....

Я же отправился домой.

Всеми правдами и неправдами, рискуя на каждом шагу попасться в руки вовсю и повсюду властвующих красных комиссаров, добрался до Иркутска. Там наведался к старым знакомым, которые укрыли меня на время, дав возможность отдохнуть и восстановить силы, а также помогли раздобыть документы, позволившие добраться до Москвы без приключений. Имение моих родственников в пригороде оказалось разграбленным и наполовину сожженным. Из родных там никого не нашел.

А нашел я их всех в другом родовом имении Левашовых под Тулой... на семейном кладбище.

Как только до Москвы дошли большевистские волнения из Северной столицы, мой дядюшка — Савелий Федорович, собрал свой «гарем», как он любовно в шутку называл жену Наталью Андреевну и трех дочерей, моих кузин — Софью, Аннушку и Екатерину, и увез их к нам под Тулу. В то время там жила моя матушка — Надежда Яковлевна, и мой старший брат Николай, потерявший ногу на германском фронте.

К сожалению, недолго моим родным довелось прожить в покое и безопасности. Революция добралась и до Тулы. Как-то ночью в дом ворвались пьяные и вооруженные матросы, назвавшиеся членами революционного трибунала, или чем-то подобным, начали обыск, плавно перешедший в откровенный грабеж, а когда Николай встал на защиту Софьи, по отношению к которой один из этих мразей позволил недопустимое, они его просто застрелили.