Ирина Измайлова - Месть троянского коня

— Могу. И что дальше?

— Если мы ошибаемся, мои амазонки уедут в Темискиру.

— Они поедут вдвоем так далеко?

Обе девочки рассмеялись, а Пентесилея лишь пожала плечами.

— Крита ездила уже не раз — это она привозила Приаму мое письмо с предложением помощи и привезла мне его ответ. Она прошла обряд посвящения, она — взрослая амазонка. Авлона будет с нею. Но я надеюсь, что она и в самом деле найдет свою сестру и тогда останется в Трое, во всяком случае, до моего возвращения.

— А потом? — вскричала девочка, — если моя сестричка жива, то тогда… Неужели мы не возьмем ее с собой в Темискиру?

— Не возьмем, — Пентесилея отвернулась и смотрела на пламя костра, тихонько отхлебывая вино из кожаной чашки. — Она замужем, Авлона, и у нее есть ребенок. Она ведь уже взрослая. Но ты сможешь остаться с нею или бывать у нее часто, живя в Темискире, или жить то там, то здесь, пока не решишь окончательно. Чего бы ты больше хотела?

— Я не знаю. Я подумаю и придумаю что–нибудь. Только бы она нашлась!

Пентесилея усмехнулась.

— Малышка, видно — очень хороший человек, раз спустя четыре с половиной года Авлона все еще помнит ее и так любит. И это забыв дом, отца, братьев…

— Андромаха — удивительная женщина, — сказал Ахилл и, забыв о крепости напитка, залпом допил его и едва не поперхнулся.

— Андромаха! — закричала Авлона и вскочила на ноги, уронив лепешку и кусочек мяса. — Ан–дро–ма-ха! Да–да, ее так зовут, да! Это она! Моя сестричка! У нее тоже рыжие волосы и зеленые глаза, и она — самая добрая на свете!

— Ну вот — и имя она вспомнила, — Пентесилея улыбнулась и странно посмотрела на Ахилла. — «Удивительная женщина»! Скажи, что и ты в нее влюбился! Ну?

Он даже не смутился, услыхав этот вопрос.

— Жена друга священна. Или ты не знаешь этого, царица? Ведь теперь тебя снова можно называть царицей, ты сохраняешь свои права?

— Сохраняю. Но когда ты увидел ее впервые, вы с Гектором еще не были друзьями.

— Тогда она была женой моего врага, а у меня в душе была одна лишь боль после смерти Патрокла. Нет, Пентесилея, женщину я полюбил только раз в жизни. И эта женщина — ты.

— Ты полюбил нашу царицу? — в восторге маленькая Авлона забыла обо всех правилах и о всякой сдержанности. — Так приезжай в Темискиру, победи десять амазонок и женись на ней! Можно я тоже буду с тобой состязаться?

— Почту за честь, — серьезно ответил Ахилл.

— Он победил уже столько амазонок, что может взять в жены половину города, — отрезала Пентесилея, гневно взглянув на лазутчицу, сразу смущенно нырнувшую за спину хохочущей Криты. — Хватит болтовни, не то ахейцы будут заявлять, что все амазонки — пустоголовые дурочки и не говорят умных вещей, а только трещат, как тетерки! Расстилайте свои мешки и плащи, и чтоб до рождения звезд вы спали, слышите?! А мы еще немного выпьем вина и поговорим.

Они проговорили до самой утренней звезды. Сзади к Ахиллу подошел Рей и ткнулся в плечо теплой шелковистой мордой. Герой потерся об нее щекой.

— Я его укротила и объездила, а он все равно выбирает тебя, — сказала задумчиво амазонка. — Все выбирают победителей.

Он даже вздрогнул: она почти повторила мысль Гектора и его слова, о которых не могла ничего знать.

— Ты после Ламеса вернешься сюда? — почти робко спросил базилевс. — Я тебя еще увижу? Если скажешь «да», я задержу отплытие мирмидонских кораблей.

— А когда оно назначено? Когда уплывают ахейцы?

— Возможно, вскоре после праздника Аполлона. Но я буду тебя ждать.

Она молчала, задумчиво и печально глядя на море. Потом проговорила:

— После обряда искупления исчез шрам от раны на бедре, той, что нанесло твое копье. Он был совсем свежий, и живая вода стерла его. А старые остались. Если бы все раны могли исчезнуть… Я вернусь, Ахилл. Дождись. Только ничего обещать не стану.

— Я не прошу никаких обещаний, Пентесилея. Но мне нужно снова увидеть тебя!

Она засмеялась и выплеснула в костер остатки вина из своей чашки.

Огонь вспыхнул ярко, метнулся вверх алыми языками и вновь упал, лениво ползая по угольям и деловито треща. Ночь кончалась.

А утром они расстались.

Праздник начался на рассвете.

Едва первые проблески зари окрасили вершины холмов, Троянскую долину огласили мощные и стройные звуки. Они напоминали пение флейт, но были в сотни раз сильнее и глубже, а мелодия, в которую они слагались, при всей своей простоте, поражала красотою. Это звучали лонтры, музыкальные инструменты, которыми в Трое всегда сопровождали любое торжественное событие. Лонтра внешне походила на флейту, только была гораздо длиннее и толще, и вместо дырочек в ней проделывались узкие отверстия–щели, расположенные возле широкого конца. Ее делали из особых пород дерева и вставляли внутрь трубку, свернутую из тончайшей пластины серебра [16] Название и описание этого инструмента мне нигде ранее не встречалось. (Прим. А. Каверина). . Голос лонтры оглашал огромное пространство, с ее помощью можно было подавать сигналы армии во время сражения, но инструмент считался священным и использовать его для битвы запрещалось, поэтому в армии пользовались обычным сигнальным рогом.

Впервые за двенадцать лет Скейские ворота распахнулись не для того, чтобы пропустить отряды воинов. Они раскрылись во всю ширину, но какое–то время в них не было видно никого, кроме городской стражи. И вот появились десятка два юношей, облаченных в длинные пурпурные хитоны. Это младшие жрецы храма Аполлона шли торжественным шагом, неся огромные гирлянды цветов. Вторя голосам лонтр, они пели утренний гимн богу Аполлону и славили свет солнца и наступление утра. За ними показались музыканты с лонтрами, затем флейтисты и девушки с кифарами. Но кифары и флейты пока молчали, их время не настало.

В величавую музыку лонтр вторглись гулкие удары тимпанов. Их несли мальчики, одетые в светлые туники и яркие плащи, в венках из веточек туи, дерева любви. Вслед за ними показалась процессия жрецов. Старшие жрецы Трои, подобно египетским служителям богов, носили только белую одежду, но у них она была украшена золотой или серебряной каймой, а на груди всегда вышивались символы божества, которому посвящал себя жрец.

Впереди шли жрецы Аполлона в лавровых венках, вышитые ветви лавра украшали их одеяния. Они вели белых овец, которых предстояло первыми принести в жертву. Завершить праздник, впервые за много–много лет, должна была величавая гекатомба [17] Гекатомба — жертвоприношение ста быков. Совершалось редко, в особо торжественных случаях. , совершаемая в честь окончания войны и заключения мира. Но предназначенных для нее быков пока держали в загонах на склонах холма.