Ирина Измайлова - Подвиги Ахилла

Радость, которую он испытал, была еще сильнее только что испытанных отчаяния и боли. Он вскрикнул. Отступил, потом вновь нагнулся, в ужасе подумав, что ошибся, или движение, которое он видел было лишь конвульсией. Но нет — тело амазонки вновь дрогнуло, шевельнулись разбросанные в стороны руки, дрогнули веки и губы. И тут же Ахилл подумал: «Да ведь копье могло в нее и не попасть! Толчок, что я ощутил, когда наконечник прошел через тело коня, мог быть ударом о седло. Тогда ее просто оглушило падение и сильно придавило трупом коня».

И в этот момент амазонка открыла глаза. Они были такими, какие он видел у девушки во сне — синие, большие, удлиненные, будто чуть прищуренные. Сначала в этих глазах был лишь туман. Потом взгляд прояснился, в нем появилась осмысленность.

— Что со мной? — спросила Пентесилея, и ее глубокий голос, низкий, почти, как у мужчины, но необычайно красивый, поразил Ахилла почти так же сильно, как ее лицо. — Есть здесь кто–нибудь?

Она говорила совершенно спокойно, без волнения и страха. И если бы Ахилл мог нормально рассуждать, то в этот момент удивился бы больше всего тому, что говорит она на том же критском наречии, что и троянцы, только произношение немного другое. Отрывистые восклицания, которыми обменивались между собою амазонки во время битвы, были явно на каком–то другом языке… Впрочем, от Хирона он когда–то слыхал, что среди амазонок в ходу два или даже три языка.

Пентесилея шевельнула руками, будто проверяя, целы они или нет, напрягла их, привстала. И тут их глаза встретились, и ярость исказила прекрасное лицо амазонки. Она все поняла.

— Ты, ахейская собака?! Ты! Ты выиграл поединок, но ты еще не убил меня!

Она вскочила, легкая и сильная, и Ахилл про себя облегченно вздохнул — кажется, царица аазонок была невредима.

Пентесилея искала глазами свою секиру, в порыве бешенства не сознавая, что ее страшный противник в мгновение ока свалил бы ее просто ударом кулака, если бы того хотел. Секиры не было — очевидно, оружие оказалось под телом коня, когда Ахилл отбросил его в сторону. Тогда царица одним движением выхватила из ножен, притороченных к ремням правой сандалии, небольшой, но очень острый нож с костяной рукоятью.

— Защищайся, тварь! Сейчас я тебя убью!

Ахилл спокойно выпрямился, сверху вниз, почти надменно глянув на девушку.

— Я уже защищался и уже защитился от тебя, Пентесилея. Битва окончена, и амазонки ее проиграли, как ни отважно дрались. Не совершай глупости. У тебя в руке нож, а у меня — копье. Даже будь мы одной силы, это не было бы равным поединком. Остановись.

— Я убью тебя и голыми руками, если ты не убьешь меня! — закричала женщина, и ее лицо вспыхнуло такой ненавистью, что новая боль остро и жестоко кольнула героя прямо в сердце.

— Я не стану с тобой драться.

Он произнес это так спокойно и с таким невозмутимым выражением, что даже обуявшее амазонку безумие на миг отступило. Герой отбросил в сторону свой «пелионский ясень» и опустил руки.

— Убивай.

В первый раз в жизни Ахилл равнодушно подставлял грудь под удар врага. Будь это кто угодно другой, он мог быть уверен, что в последний миг перехватит руку с ножом. Но у этой женщины реакция была такая же, как у него, он в этом убедился. Если она сейчас ударит, то действительно убьет.

— Ты сошел с ума, ахейский пес? — глухо произнесла Пентесилея и взмахнула ножом. — Почему ты не защищаешься?

— Защищаться? Мне? — он пожал плечами. — Я уже победил. Скажи лучше, отчего ты так хочешь убить меня?

— Ты спрашиваешь?! — ее губы задрожали, кривясь от гнева. — Ах да, ты не знаешь! Я — жена Гектора!

«Ну, и что теперь делать?» — мысль даже не пронеслась, а молнией мелькнула в сознании, — Сказать ей? И что будет? Она захочет убедиться — и узнает про Андромаху и про то, что Гектор ее обманул? И что сделает тогда эта дикая кошка?»

— Гектора я тоже победил в поединке, — тихо проговорил герой. — Ты могла мстить за него, пока мы сражались. Теперь поздно.

— Мстить никогда не поздно, глупец! Дерись, защищайся, или ты сейчас умрешь! Я привыкла сражаться, а не резать баранов… Почему ты не защищаешься?!

— Потому, что я не хочу убивать тебя, Пентесилея, — ответил Ахилл. — Потому что никого больше не хочу убивать без самой крайней нужды. А ты… Мне кажется, как это ни глупо, что я тебя полюбил.

— Да, ты сошел с ума! — казалось, его слова лишь добавили ей ярости. — Или ты смеешь шутить?! Поднимай копье и дерись, или я ударю!

Рука с ножом была занесена, сверкающее острие нацелено ему в сердце.

— Бей! — твердо сказал базилевс.

«Она ведь и в самом деле ударит…» — метнулась новая мысль.

Мгновение Пентесилея медлила. Эта спокойная беззащитность, граничившая с презрением и, с другой стороны, полная веры в ее воинскую честь, лишала ее обычной твердости. Только что она не чувствовала ничего, кроме ненависти, но сейчас…

— Стой, Пентесилея, остановись!

Этот могучий и властный голос, прозвучавший над поляной, как удар гонга, был исполнен такой силы, что амазонка окаменела. И в следующий миг ахнула, будто пораженная в сердце. Она узнала этот голос!

Ахилл тоже его узнал. Но прежде, чем испугаться за человека, совершившего такой отважный и такой безумный поступок ради того, чтобы ему помочь, он испугался за Пентесилею, боковым зрением увидав то, что в этот момент происходило на краю поляны.

— Назад, Тарк! — отчаянно крикнул базилевс.

Крикнул как раз вовремя. Еще мгновение, и гигант–ский пес оказался бы на плечах царицы амазонок. Тарку было довольно того, что на его хозяина подняли нож… Он остановился в прыжке, и его четыре лапы взрыли песок в двух шагах от женщины, которой сейчас было не до него, не до Ахилла и уже ни до чего на свете.

— Гектор! — крикнула она, задыхаясь. — Мой Гектор?!

Троянский герой стоял на краю поляны, прислонившись к стволу оливы. Его лицо, бледное, со сжатыми в усилии губами, было залито потом. Рядом, поддерживая мужа за локоть, стояла Андромаха, лицо которой при возгласе Пентесилеи «Мой Гектор!» выразило нечто куда большее, чем простое изумление…

— Ты… — амазонка уронила руку с ножом и всем телом повернулась к нему. — Ты… Это невозможно! Твой отец написал мне, что ты убит! Поэтому я здесь!

— Он совершил ошибку, написав так, — голос Гектора выдавал теперь и нечеловеческую усталость, и смятение. — Царь Приам знает, что я жив. Ахилл не убил меня, Пентесилея, хотя его копье и нанесло мне рану — вот она, на шее, едва зажила, видишь? Больше того, он спас мне жизнь. Тебе некому и не за кого мстить.

— Я ничего не понимаю… — прошептала амазонка, делая к нему шаг.

— Тем более не за кого, — твердо продолжал Гектор, — что мы с тобой не успели стать мужем и женой по твоим и по нашим законам. А теперь это невозможно. Я женат на другой женщине. Вот она, рядом со мной.