Анна Невер - Обжигающий след

– А ты откуда, Трихон? Нет, я, конечно, помню, что ты из Рудны. Но кто твои родители?

Он посмотрел так, словно старался разгадать, чем продиктовано любопытство.

– Я плохо помню своих родителей. Они давно умерли.

– О, извини.

– Это больше факты, чем воспоминания. Отец был храмовым лекарем. Когда миссия предложила ему отправиться в одну угасающую деревеньку, он не задумываясь согласился и тем самым подписал приговор себе и матери. – Парень подложил в огонь ветку, выпавшую из костра. – Больше половины жителей селения уже были заражены. Болезнь забрала родителей, но пожалела ребенка.

– Тебя.

– Да, – невесело согласился шкалуш. – Меня забрали к себе брат отца и его жена.

– Тетя с дядей, значит, – улыбнулась девушка, радуясь, что тяжелая тема позади. – Ты много знаешь для своего возраста. Наверное, они люди с широким кругозором.

Трихон усмехнулся.

– Не знаю насчет кругозора, но ремень у Прокла был широкий. Дядя был из тех, кто считал, что строгое воспитание – залог образования. Порка племянника была для него ежедневной обязанностью.

Собеседница негодующе хмыкнула.

– Вот только не жалейте меня, Тиса Лазаровна, – усмехнулся новобранец. – Я ведь тоже не подарочек. Бежал из дома в малолетнем возрасте, стащив у дядьки припрятанные деньги. Три года бродяжничества преподнесли мне уроки лучше всяких учителей.

– А потом? Ты вернулся домой?

– Нет, – он снова созерцал костер. – Приютили добрые люди. Дали кров, еду и тепло, которых у меня не было.

Шкалуш плотно сжал губы и замолчал надолго. Похоже, она все же умудрилась его расстроить. Тиса тронула ремешок на руке, вдруг почувствовав желание поделиться в ответ.

– Эти часы мне достались от мамы.

Трихон повернул к ней лицо, ожидая продолжения.

– А к маме они перешли от прабабушки Ефросинии. Она была вэйной.

– Понятно теперь, почему вы их носите при всей вашей неприязни к колдовскому роду, – произнес он. – Как память.

– Да, – слабая улыбка на мгновение осветила лицо девушки и так же быстро исчезла. – Мама мечтала отдать меня в школу-пансионат в Оранске. Наместный колдун насоветовал. Я думаю, если бы не Гарт, возможно, она бы так и не решилась. Но эти вэйны любят совать нос в чужие дела, – с раздражением в голосе сказала Тиса. Отвела взгляд от огня на качающиеся под ветром камыши, что окаймляли противоположный берег реки, и, помолчав, продолжила: – Я не хотела ехать. Капризничала, обижалась на мать. Просто до ужаса боялась остаться одна в чужом городе. Мама настояла. Помню, как мы уселись в почтовую карету. Она хотела меня обнять, но я откинула от себя ее руку и отсела к окну. Дулась. Глупая. Я тогда не знала, что истекали последние минуты с нею рядом.

Девушка опустила ресницы, чувствуя знакомую боль в душе.

– На перевале через Теплые что-то случилось с колесом, карета стала заваливаться. Мама вытолкнула меня в последний момент, а сама не успела… – прошептала она и погладила трещину на крышке циферблата. – Часы остановились там.

Боль в душе перелилась через край, и неожиданно потекли слезы, хотя Тиса попыталась их сдержать. Трихон накрыл горячей ладонью ее руку. От чужого сочувствия Войнова совсем разревелась, а может быть, это сказывалась пресловутая настойка. Слезы, которые девушка копила в себе долгие годы, наконец нашли выход.

– Ну-ну, – старался успокоить ее шкалуш. Видя, что спутница не на шутку расстроилась, подвинулся и слегка приобнял за плечи. Тиса уткнулась в грудь паренька, чувствуя, как намокает под ее шекой солдатская рубаха.

Сквозь всхлипы прошептала:

– Я не успела сказать ей, что люблю ее, несмотря на все глупые обиды.

– Она знает это. Знает. – Трихон поцеловал ее в лоб. – Не плачьте.

Тиса обомлела: поцелуй в лоб – это было как послание с небес. Мама всегда ее так целовала. Шкалуш даже не догадывался, что он сделал.

Подняла удивленное заплаканное лицо. Горец улыбнулся.

– Так уже лучше, – сказал он, стирая мизинцем последнюю каплю с ее щеки.

Полные сочувствия серые глаза оказались так близко, что у Тисы закружилась голова. Она опустила взгляд на губы юноши – тонкие, без намека на женственность. Единый!

Помощь свыше пришла незамедлительно. Подул ветер и сорвал с перекладины платье. Это вернуло девушку на землю. Она вскрикнула, и Трихон поспешил поймать вещи.

Только сейчас они заметили, что небом завладел пунцовый закат.

– Высохло, – с сожалением сказал шкалуш, поднося ей одежду.

Удивительно, но обувь тоже просохла.

– Пора домой, – пробормотала Тиса.

С платьем под мышкой она отправилась за мельницу переодеваться, оставив парня у костра. Пылающая в закате Вежа и здесь клубилась водоворотами. Пребывая в смятенных чувствах, Войнова застегивала пуговицы воротника. Пальцы слушались плохо. Боже, минуту назад она была так близка к тому, чтобы бесстыдно поцеловать юнца. Это просто несусветная глупость с ее стороны! «Марика будет с ним счастлива», – пришла неожиданная мысль и чуть не заставила расплакаться снова.

Русалка была не права, назвав ее счастливой. По крайней мере, не сейчас. Еще месяц назад в душе царила пусть не гармония, но убежденность в здравости мыслей, желаний и действий. А сейчас… Взглянув на танцующую реку, девушка почувствовала решимость сделать то, в чем до сей поры сомневалась. Если эти слова сделают Илу хоть немного счастливее в ее безрадостном существовании… Войнова подошла к воде и, опустив в нее пальцы, позвала:

– Ила!

Ждать пришлось недолго, и на этот раз Тиса не испугалась. Из воды показалась голова наяды, и течение заиграло ее длинными волосами. Окрашенные закатом, они уже не казались такими белыми, как раньше. Заходящее солнце слепило и не давало разглядеть лицо. И если не знать, кто перед ней, то русалка вполне могла бы показаться обычной купающейся девушкой.

– Тиса… ты?

– Да. Я отдала твой венок, Ила.

– О-о! – пропела дива.

– Маняше очень понравился твой подарок. Она просила передать, что никогда не забывала тебя, всегда будет помнить и любить и будет молиться о твоей душе Единому.

Ила улыбнулась почти счастливой улыбкой.

– А какой у нее жених?

– Кажется, вполне хороший парень. Любит ее. И она его тоже.

– Это хорошо. Маняша заслуживает счастья.

– Да, она славная девушка.

– Спасибо! – поблагодарила наяда. – Я буду помнить, что ты для меня сделала.

– Не за что.

Речная дива махнула на прощание рукой, сверкнув перепонками меж белых пальцев, и исчезла под водой. Войнова почувствовала, как в ее душе потихоньку утихает буря. Она вернулась на поляну. Пока ее не было, шкалуш уже свернул привал – затушил костер и упаковал вещи.

Со словами благодарности Тиса отдала юноше его куртку. У круглого бока Ватрушки помедлила, затем пробормотала: