Анна Невер - Обжигающий след

– А где же наш табор? Они собирались сюда вернуться?

– Нет.

Тиса сжала кулаки, впиваясь в ладони ногтями.

– А обо мне они не вспоминали?

Ханза отрицательно мотнула головой.

Рич постоял еще немного, потом поник кучерявой макушкой и захромал к выходу. У Войновой сжалось сердце. Трихон хотел помочь ребенку спуститься со ступеней на землю, но тот отказался.

– Не надо, спасибо, – сказал он и сошел сам.

– Не слушай ты ее, – пролепетала расстроенная девушка. – Они приедут за тобой.

– Не успокаивайте меня, Тиса Лазаровна. Вы не понимаете! Оставьте меня, пожалуйста! – воскликнул мальчишка и заковылял прочь так быстро, как только мог, оставив взрослых позади. Тиса огорченно опустила руки.

– Ну не могла эта «змея» сказать что-то хорошее? Или хотя бы промолчать. Зачем же так? Он же еще ребенок.

– И обмануть? – спросил Трихон. – Что я слышу от ярой сторонницы правды? Значит, все же ложь бывает необходима. Признайте.

– Дети – это не взрослые. Им правда может оказаться не по силам. – Она проследила, как Рич присел на пустую лавку под ясенем. Нахохлился весь, словно воробышек на морозе. Горько вздохнула: – Ну почему я не могу ему помочь?

– Пожалуй, пора, – сказал шкалуш.

– Пора? – не понимая, о чем речь, откликнулась спутница.

– Потолковать с Ричем. – Трихон ободряюще улыбнулся: – Не беспокойтесь, Тиса Лазаровна. Мы скоро придем, – и направился к мальчику.

Войнова прислонилась спиной к стволу ближайшего клена. Отсюда было удобно наблюдать, что происходит на лавочке. Вот новобранец присел рядом с Ричем. Ребенок даже головы не поднял. Шкалуш что-то принялся говорить. Мальчик не отреагировал. Трихон склонился и что-то шепнул ему на ухо. Рич поднял лицо, задал какой-то вопрос и в ответ получил утвердительный кивок. Завязалась беседа, с каждой секундой которой детское лицо светлело. И наконец, когда ребенок посмотрел на Тису, она увидела его улыбку.

Двое покинули лавку и направились к девушке, держась за руки. Осталось только восхищаться: как у Трихона получается так легко находить подход к людям? Она глядела на шкалуша и душой уже обнимала его и благодарила. Но только душой. На большее не имеет права.

– Вот и мы.

– Молодцы, – откликнулась она. – Рич, что он тебе сказал?

– Что не надо отчаиваться, – мальчик чуть ли не с обожанием глядел на новобранца.

– Мы просто поговорили как мужчина с мужчиной, верно? – подмигнул ему Трихон.

– Ага! – радостно согласился тот.

– Тогда идем, – шкалуш потрепал его черные вихры. – Праздник-то продолжается.

Марика встретила троицу недовольным возгласом:

– Ну где вы ходите? Сейчас такие акробаты выступали, просто обалдеть! О, они снова на сцене! Глядите!

На бис на помост выбежала группа в облегающих тело полосатых трико. Шкалуш усадил мальчишку себе на шею, чтобы тому было лучше видно представление. Отступив на шаг назад, Тиса почти не следила за номером, втайне созерцая иную картину.

На сцене появился потешник и поддал под мягкое место одному акробату, и Рич закатился счастливым смехом. Этот смех был Тисе милее, чем все звуки мира.

Прошло время, и вечер зажег огни факелов. Труппа выступила. К помосту подтянулись музыканты.

– Сейчас будут танцы! – обрадовалась Марика. – Тиса, гляди, за Ганной Симон пришел. Вон они стоят.

Войнова кивнула Симону. Жалко, если Ганна уйдет сейчас с детьми и мужем. Тогда и ей пора. Поздний вечер всегда принадлежит либо молодежи, либо пьющим, либо влюбленным…

Рич с высоты разглядел в толпе Агапа Фомича и, спущенный вниз новобранцем, потопал к старику. Помост открылся для танцующих пар, и народ потек на деревянную сцену. Тем, кто не поместился на возвышении, расчистили место у его подножия, снеся в сторону лавки. Начались танцы, заиграла плясовая. Тиса присела на лавку, и шкалуш опустился рядом.

– Вам не холодно? – участливо спросил парень.

Тиса отрицательно покачала головой, чувствуя, как легкий вечерний ветерок овеял плечи.

– Нет. Вечер теплый. Хоть и понимаю, что это вмешательство вэйна, все же приятно.

– Колдун, конечно, подправил погоду. Но для меня вечер приятен совсем другим.

Он замолк на миг, прежде чем продолжить.

– Я не успел вам сказать… Знаете, мне жаль, что закончились наши прогулки, – произнес парень. – Поверьте, мне очень не хватает такого ценного собеседника, как вы.

Тиса глянула в глаза Трихону и пропала бы в серой бесконечности, если бы не возглас Марики.

– Ну чего вы сидите? Пойдемте танцевать! – капризно заявила девчонка.

На лице юноши отразилась легкая досада. Войнова опустила взгляд на землю, где под лавкой в траве валялась деревянная палочка от мороженого.

– А вы танцуете сегодня? – спросил ее шкалуш.

– Нет, идите без меня.

– Пошли, Трихон! – канючила Марика.

Новобранец уступил ей и нехотя покинул скамейку.

Появились Лисовы.

– Слышишь, что мать говорит? – больше шутливым, чем строгим тоном Симон сказал Луке.

– Хватит бегать от меня, – выговаривала Ганна сыновьям. – Давайте посидите с тетей Тисой или сейчас же домой пойдем.

– Не надо домой, – заныл младший Валек. Его темные, как у матери, тонкие волосики сбились от бега, и Ганна старательно пригладила их рукой, затем поправила ворот рубашки Луки. Какому ребенку захочется уйти, когда взрослый вечер еще в разгаре? Лука и Валек с готовностью плюхнулись на лавку рядом с Тисой.

– Симон надумал юность вспомнить! – шутя пожаловалась ей Ганна.

– Гануся! – Симон тянул жену в сторону помоста. И та, улыбнувшись счастливо, как девчонка, последовала следом за мужем.

Войнова осталась сидеть на лавке с детьми. «Пусть танцуют, – с горечью подумала она, наблюдая, как друзья влились в кадрильный ряд. – Сегодня мне уже выпала доля счастья, когда выиграла деньги на каховик и когда услышала такой редкий счастливый смех Рича. Предел исчерпан. Нужно это признать».

– И чего взрослые находят в этих танцах, Тиса Лазаровна? – услышала она вопрос Луки, который из уважения решил завести беседу с подругой матери. – По-моему, люди от них глупеют.

«Глупеют они не от этого», – подумала, а вслух сказала:

– Танцы – это язык, Лука. – Девушка взглянула на смеющуюся в кадрили Марику. – Просто несколько иной.

Лука, стараясь осмыслить ответ, наморщил лоб и стал сильно похож на Симона, выписывающего на картине трудный элемент.

– Ох, вас искать что иголку в стоге, – прокряхтел Агап, присаживаясь на скамью. – Если бы не Рич, и не нашел бы.

Отложив в сторонку костыль, мальчишка уселся к ребятам, и они отвлеклись от взрослых.

– Прохор со своими еще здесь. Держи-ка корзинку, дочка, – повернулся к Тисе лекарь.

– Спасибо, я и забыла, – сказала она безрадостно.