Гарт Никс - Сабриэль

Радостная трель завершилась одной протяжной звонкой нотой и знаком Хартии, что вспыхнул, как солнце, затанцевал на носу Бумажнокрыла и впитался в бумажный корпус. А мгновение спустя желтые глаза моргнули и с горделивым вызовом глянули в небо.

Теперь фантомы едва удерживали Бумажнокрыл на месте. Ветер крепчал, теребил серебряно-голубое оперение, толкал летуна вперед. Сабриэль ощущала напряженную готовность Бумажнокрыла, и мощь, заключенную в его крыльях, и ликование последнего мига перед обретением свободы.

– Отпускайте! – крикнула она, и фантомы повиновались: Бумажнокрыл взвился навстречу ветру, вперед и вверх, рассекая водяную пыль над водопадом, словно весенний дождичек, и устремился в небо и в широкую долину за рекой.

На высоте более тысячи футов над долиной было тихо и холодно. Бумажнокрыл легко парил в воздухе, ветер уверенно подгонял его сзади, небо совершенно расчистилось – от облаков остались разве что мелкие клочья. Сабриэль, полулежа в гамаке, отдыхала, снова и снова прокручивая в голове только что заученные знаки Хартии, лишний раз убеждаясь, что аккуратно разложила их по полочкам. Она наслаждалась свободой и удивительным ощущением чистоты, как если бы опасности последних нескольких дней были грязью, а налетевший ветер смыл ее без следа.

– Правь севернее, – внезапно раздался из-за спины голос Моггета, врываясь в ее беззаботные мысли. – Ты карту помнишь?

– Да, – заверила Сабриэль. – Нам лететь вдоль реки? Она называется Раттерлин, так? И течет примерно на северо-северо-восток.

Моггет ответил не сразу, хотя мурлыканье его слышалось совсем рядом. Он словно задумался. И наконец промолвил:

– Почему бы и нет? Мы вполне можем долететь по реке к морю. Она там в дельте разольется на несколько рукавов, можно будет заночевать на одном из островов.

– А почему бы не полететь дальше? – весело предложила Сабриэль. – Если я призову самый сильный ветер, мы окажемся в Белизаэре уже завтра к ночи.

– Бумажнокрыл не любит летать по ночам, – отрезал Моггет. – Не говоря уже о том, что ты почти наверняка не совладаешь с ветрами более сильными – это куда труднее, чем может показаться на первый взгляд. И в любом случае Бумажнокрыл слишком бросается в глаза. Абхорсен, у тебя что, ни капли здравого смысла нет?

– Зови меня Сабриэль, – коротко ответила девушка. – Абхорсен – мой отец.

– Как прикажешь, хозяйка, – мяукнул Моггет. В слове «хозяйка» явственно прозвучал сарказм.

Следующий час прошел во враждебном молчании, но что до Сабриэль, она скоро позабыла о гневе – так ново было для нее чувство полета. Ее завораживал масштаб: до чего же занятно различать внизу крохотные квадратики полей и лесов – точно лоскутное одеяло! – и темную ленту реки, и крохотные домишки тут и там. Все такое миниатюрное, и с высоты все кажется таким безупречным!

Но вот закатное солнце склонилось к самому горизонту, и хотя омытая алым гаснущим светом воздушная перспектива смотрелась еще очаровательнее, Сабриэль почувствовала, что Бумажнокрыл тянет спуститься: желтые глаза смотрели уже не вверх, на синее небо, а вниз, на зеленую землю. По мере того как удлинялись тени, то же самое желание испытала и Сабриэль и, в свою очередь, заозиралась по сторонам.

Река уже распадалась на бесчисленное множество потоков и ручейков, образующих заболоченную Раттерлинскую дельту; вдалеке Сабриэль различала темную бескрайность моря. В дельте было множество островков: одни размером с целое футбольное поле, поросшее деревьями и кустарником, другие – не больше двух локтей слякотного ила. Сабриэль выбрала островок среднего размера, почти плоский ромб с низкой желтой травой в нескольких лигах впереди, и свистом успокоила ветер: он стал постепенно стихать.

Бумажнокрыл уже начал спускаться, время от времени рыская носом то туда, то сюда по воле ветра, управляемого Сабриэль, или просто качнув крылом. И его желтые глаза, и ее темно-карие были устремлены вниз, на землю. Только Моггет, верный себе, поглядывал назад и вверх.

Но даже он не увидел подобравшихся против солнца преследователей до тех пор, пока они не оказались слишком близко, так что предупреждающий кошачий вой опередил их всего-то на секунду-другую. Но Сабриэль успела-таки обернуться и увидеть сотни и сотни стремительно пикирующих тварей. Она машинально вызвала в сознании знаки Хартии, сжала губы, свистом снова призвала ветер и повернула на север.

– Вороны-кровавики! – прошипел Моггет.

Крылатые преследователи вышли из пике и кинулись вдогонку за внезапно встрепенувшейся добычей.

– Да! – закричала Сабриэль, хотя ответа не требовалось.

Все свое внимание она сосредоточила на кровавиках, пытаясь просчитать: догонят или не догонят. Сабриэль уже почувствовала: ветер словно прощупывает границы ее власти, как и предсказывал Моггет; попытки его усилить того и гляди обернутся неприятными последствиями. Но ощущала она и близость ворон-кровавиков, ту особую смесь Смерти и Свободной магии, что наделяет жизнью эти прогнившие скелеты.

Вороны-кровавики на ветру и под солнцем живут недолго – этих, по-видимому, создали прошлой ночью. Какой-то некромант поймал самых обыкновенных ворон, убил их, совершив особый ритуал, и напитал их тела изломанным, раздробленным духом одного-единственного мужчины или женщины. Эти птицы, направляемые единым, пусть и недалеким разумом, – не падальщики уже, но падаль – летали с помощью Свободной магии и убивали, побеждая численным превосходством.

Невзирая на то, что ветер Сабриэль призвала быстро, стая стремительно настигала беглецов. Вороны спикировали с высоты и теперь не сбавляли скорости. Ветер обрывал перья и гниющую плоть с костей, скрепленных между собой лишь чарами.

На мгновение Сабриэль подумала, не развернуть ли Бумажнокрыл назад, прямо в центр этой смертоносной вороньей стаи, подобно ангелу мщения, вооруженному мечом и колокольцами. Но ворон слишком много, ей с ними не справиться, тем более сидя в летучем суденышке, что мчится в нескольких сотнях футов над землей. Один слишком резкий выпад – и она упадет и разобьется, если, конечно, кровавики не растерзают ее еще в воздухе.

– Придется призвать сильный ветер! – крикнула Сабриэль Моггету: кот сидел на ее рюкзаке, выпрямившись, встопорщив шерсть и встречая ворон грозным воем.

А те были уже совсем близко и летели пугающе четким строем, – двумя длинными цепочками, которые, будто хищно вытянутые руки, тянулись сорвать Бумажнокрыл с небес. В стремительной гонке они потеряли большую часть своего черного оперения, и в последнем свете закатного солнца блестели обнажившиеся белые кости. Но глянцево-черные блестящие клювы остроты не утратили, в пустых глазницах Сабриэль различала алые проблески расчлененного мертвого духа.