Дарья Зарубина - Родная кровь

Велена проснулась от собственного крика. Её колотило. С отвращением сбросив на пол влажную простыню, она вжалась в подушку, всё ещё во власти жуткого сна. Сна, в котором её заперли, похоронили, где из неё выпили жизнь, заменив её страхом и смертельной усталостью. Дыхание никак не хотело восстанавливаться – каждый вдох превращался во всхлип.

В спальне было почти темно – кто-то уложил её в постель и задёрнул плотные шторы, чтобы солнечный свет не мешал отдыхать.

– Почему темно? Святомир! Свят!!!

Он подошёл, опустился на постель и обнял дрожащую женщину, которая тотчас приникла, вцепилась трясущимися пальцами в его рубашку, ища защиты от демонов сна.

– Меня похоронили. Меня резали. Я вся была в крови…

Святомир крепче прижал подругу к себе, поглаживая по влажным волосам.

– Ты наплакалась в душе, Велла. А потом уснула. Это был сон.

– Ты меня ударил, – напомнила Велена.

– Во сне?

– По-настоящему. Ты помнишь.

– А ещё укрыл и не стал мешать тебе спать, – насмешливо заметил Святомир.

– Ты ударил меня по лицу!

– А ты меня по самолюбию, дорогая, – парировал он, сжимая женщину в объятиях. – Позволить себе такие неосторожные слова… со мной… ты могла, только если была близка к истерике, а я не знаю более действенных способов предотвращения истерического приступа, чем небольшая терапевтическая пощёчина.

– Не смей больше так делать! – огрызнулась Велена, делая вид, что отталкивает его руки, но теснее прижалась к широкой груди любовника. – Если хочешь получить эту дурацкую книжку, без меня не обойтись, а я не стану помогать, если ты начнёшь распускать руки. – А ещё через секунду до неё дошло: – Я не сама задремала, так? Ты дунул в ванную «Пыльцу морфея» и усыпил меня! Зачем?

– Чтобы ты отдохнула и не торопила события, Велл. Ты была слишком возбуждена, а теперь мы оба спокойны и готовы к разговору.

– Надо было готовиться?

– Разумеется. Пока ты спала, я искал материалы по связям Тайного Города с масонами. Их не очень много, но есть возможность узнать больше. Завтра, надеюсь, мы будем знать реальную цену этой книжки, а может, и саму легенду.

Проследив за красноречивым взглядом Святомира, Велена запахнула пеньюар и фыркнула. Святомир схватил её за тонкое запястье и притянул к себе, свободной рукой ловко развязывая поясок, едва удерживавший шёлковые полы нескромного одеяния ведьмы.

– Кровать влажная, – шепнула она, всё ещё упрямясь. – И вообще, не самое подходящее время.

– Мы, кажется, договорились, милая, что я буду решать, когда время, а когда нет, – холодным тоном напомнил Святомир, повернув её к себе спиной и с видимым наслаждением наматывая на ладонь платиновые локоны. – Ты красивая женщина, Велла, и очень скучная. В твои-то годы ты всё ещё думаешь, что для секса нужны не только двое, но и кровать.

Настя с усилием оторвалась от дневника. С большим трудом. Она уже заметила, что стоило начать читать, как реальный мир словно отодвигался на второй, даже на третий план. Оставались лишь изящные, чуть вытянутые вверх буквы, складывающиеся в безумно интересный текст.

«Если бы я знал, какую жуткую цену мне придётся заплатить за эту тайну, я не сделал бы и шагу на проклятый остров. Стены крепости пропитаны кровью узников, которые убили себя, не в силах вынести подобного существования. Их души стонут по ночам в углах моей камеры – я слышу их, порой я почти понимаю, о чём они плачут. И в эти часы я плачу сам, и не стыжусь писать об этом, писать с гордостью, потому что, несмотря ни на какие мучения, ещё не разучился плакать, а значит, остаюсь человеком. Только так можно выжить и получить ключи к тайнам этого места – оставаться человеком…»

– Девушка!

Посторонний звук с трудом пробился сквозь усталый голос Морозова, Настя заставила себя оторваться от книги и посмотрела на стоящего рядом мужчину: невысокого, щуплого, с блёклыми, словно выцветшими до мышино-серого цвета волосами. Абсолютно незаметного и непримечательного.

– Вы выходите?

– Да, конечно, спасибо!

Девушка захлопнула книгу и стала протискиваться к дверям троллейбуса.

«Прав этот Лисин: амёба! Рассопливилась, жалеешь себя, книжки читаешь… А много в них можно вычитать? Там написано, что делать послезавтра, когда ребёнка выпишут из больницы, а жить негде? Нет, не написано. Поэтому делай сама, а не прячь голову в песок, обзывая себя дурой! Делай!»

Но сделать оказалось труднее, чем сказать себе: делай!

Настя вновь переночевала в больнице, но почти не спала, лежала на кушетке, боясь пошевелиться и побеспокоить Кирилла, и думала, набиралась храбрости.

А утром, решившись, позвонила:

– Екатерина Фёдоровна? Это Настя Энгель. Да, бывшая невеста Игната. Мама вашего внука…

Настя помнила её очень хорошо – сухонькая старушка во фланелевом халате, болезненно бледная, с грустным лицом. У неё были два микроинфаркта в анамнезе, слабые нервы, слабые лёгкие, слабые сосуды и невероятно сильная власть над сыном. Узнай она, что Настя ждёт ребёнка, – обязательно заставила бы Игната жениться, но к тому времени девушка уже поняла, что представляет собой «жених», и не имела никакого желания становиться его женой.

– Да, у вас есть внук, Кирилл. Почему не говорила? Так получилось…

Настя понимала, что применяет запрещённый приём, что Игнат закопает её, когда узнает об этом звонке, но ей необходима поддержка. Сейчас. А там будь, что будет.

У мамы Игната было слабое здоровье, поэтому он решительно оберегал её от всего на свете, расставаясь, жёстко предупредил, чтобы Настя к ней даже не приближалась, и до сих пор девушка держалась.

– Он болен, Екатерина Фёдоровна, и нам очень нужна помощь.

– Приезжай.

– Прямо сейчас?

– А для чего ты звонишь?

– Действительно…

– Приезжай.

Прекрасно отдавая себе отчёт, что плохие новости могут уморить несостоявшуюся свекровь, Настя купила вафельный тортик, прыгнула в троллейбус и отправилась в гости.

В прихожей резко пахло валерьянкой и корвалолом – бабушка переваривала неожиданный звонок.

Настя приготовилась к возмущённому оханью, упрёкам и даже гневу старушки и поэтому сбилась, увидев сияющую улыбку.

– Он всегда всё от меня скрывает, моя милая. – Екатерина Фёдоровна потащила Настю в гостиную, где был накрыт стол, за которым даже неприлично было кушать двоим, столько на нём оказалось еды. Для матери Климов денег не жалел.

– Марина, подавай! – махнула она в сторону кухни, и оттуда выплыла полная женщина с дымящейся супницей. – Настенька, это моя компаньонка, Марина. Игнат нанял, но мы сдружились, правда, Мариночка? А это, – Екатерина Фёдоровна обернулась к компаньонке, – наша Настя! Они с Игнашей хотели пожениться несколько лет назад, но потом как-то разладилось. Да не будем о плохом. Садитесь обе. Кушаем, кушаем.