Татьяна Зингер - Нас не существует

– Кир!

Слово разлетелось гулким эхом. Девочка переступила с ноги на ногу, сдула с глаз прилипшую из-за дождя челку.

– Ки-и-ир, – растеряв былую уверенность, повторила она.

Надрывно каркнула сидящая над Наташей ворона. Ей ответила другая – откуда-то издалека. Отозвалась третья. Между ними образовался своеобразный чат, и птичья «болтовня» не замолкала минут десять. В итоге Наташа уже не различала: в голове ли у нее они каркают или в реальности.

Вначале замерзли руки, после окоченели и ноги. Кир не появлялся – назло, что ли. Или все-таки надули русалки и духи не слышат происходящего во всем лесу?

– Ну и ладно, не очень-то и нужно было, – с не слишком естественным спокойствием сказала девочка и ушла бы, если бы не знакомый голос.

– Я предупреждал… – недовольно прошелестел он.

Наташу словно ударили по затылку мешком с песком. Она попыталась отбежать, но поскользнулась и под хохот кричащих ворон упала в затопленную дождем яму. Размякшая от воды почва затягивала в себя, как в трясину. Наташа забарахталась, но безуспешно – лишь устала еще больше. Очевидно, притча нагло врала: тот, кто сильнее возится в молоке, рискует не масло взбить, а потонуть от изнеможения.

– Ты сама виновата… – сквозь зубы ворчал хранитель. – Я не желаю людям зла, но ты мешаешь нам! Ты сбиваешь его с пути!

Земля приобрела гнилостный запах. Вонь стала нестерпимой. В рот заливалась мерзкая густая жижа, на зубах заскрипел песок. Из последних сил отплевываясь, Наташа рыдала и молила о спасении, не понимая, что каждый новый вздох только ухудшал ситуацию.

И тут за капюшон ее дождевика схватилась чья-то рука и, как неразумного котенка – за шкирку, потянула наверх. Наташа повисла в объятиях спасителя, неспособная даже рассмотреть его из-за щипания в глазах. Того выдал голос:

– Оставь ее, – в металлических нотках едва узнавался обычно умиротворенный тон.

«Сам впутал, сам спас – вроде как геройский поступок», – ехидно подумала Наташа, заваливаясь набок, но Кир удержал ее.

Истинные эмоции выдавало сердце, которое предательски стучало по ребрам в немом крике. «Это он!»

– Как ты смеешь мне указывать, ученик?! – разъяренно выкрикнул хранитель.

Из-под опущенных ресниц Наташа рассмотрела, как Кир подошел к древоподобному телу хранителя и что-то тихо сказал ему. Крона существа зашуршала, подобно готовящимся к нападению змеям.

– Пусть исчезнет отсюда, – проскрежетал хранитель. – Сейчас же!

Кир склонил голову в неком подобии поклона, а после, не дожидаясь, когда корни утянут хранителя в непроглядную тьму леса, поманил Наташу.

– Как он это сделал?! – прошептала она сквозь кашель.

– Превратил воду в болото? – без объяснений понял друг.

Наташа неуверенно кивнула.

– Хранители могут и не такое.

И Кир замолчал.

Затихающий дождь стучал по листьям редкой дробью.

Девочка долго, в полнейшем молчании, изучала хмурое лицо друга и с трудом сдерживала рыдания.

– Зачем ты пришла? – первым сдался Кир. – Вчера ты ясно дала понять, что не желаешь меня знать.

– Сам виноват, – ощетинилась Наташа. – Мог бы и рассказать.

– Не знал как.

– Зачем вообще вздумал знакомиться? – Наташа поплелась к просвету между деревьев.

– Просто так, – с тоскою ответил Кир, семенящий рядом. – Если бы я знал, что ничего хорошего из этой дружбы не выйдет, то никогда не полез бы к вам в больницу. Не самый лучший опыт общения, признаюсь. Давай забудем о нем?

Его голос не дрогнул, и именно это спокойствие словно вбило в грудь Наташи гвоздь. Последние слезы скатились по подбородку.

– Угу.

– Тогда прощай? Появится тропинка – шагай по ней. Выйдешь обратно к деревне.

– Прощай, – голос едва не сорвался.

Кир резко развернулся. Секунда, и его уже прикрыли собой мокрые ветви елей. Наташа хотела добавить «Спасибо тебе за все», но не успела, а окликать теперь уже бывшего друга не стала.

Небо озарила рваная молния. Следом прогремел гром. И ливень обрушился на Наташу с новой мощью. Та больше не могла плакать. Только закусила губу и часто моргала, задыхаясь от тупой боли в груди.

За ночь не распогодилось. Пепельные тучи, как дым от пожара, укутали небеса. Дождь не прекращался – ему нравилось затапливать деревню. Дороги превратились в одну сплошную речку.

Вчера все пошло неправильно, не так. Но слишком поздно пытаться что-то исправить – жизнь не будет притормаживать или возвращаться назад. И от этих мыслей казалось, что где-то под сердцем танцуют блохи, которые топчут душу крошечными подковками.

Утром Наташа утрамбовала одежду в рюкзак, с бабушкиной помощью превратившийся в неподъемный. Во время завтрака долго ковыряла вилкой недобро таращащийся из тарелки желток яичницы. Казалось, он смотрел на нее осуждающе.

Затем, в последний раз обойдя дом в поисках забытых вещей, попрощалась с Лютым. Тот так и не вылез из-под комода, но буркнул в ответ нечто, напоминающее «И тебе не горевать, глупая баба».

Наконец, когда больше причин для задержки не оставалось, Наташа вышла на улицу и передала сумки ожидающему у забора дедушке.

– Ну, – прокряхтел тот, взваливая их за плечи, – пойдем, а то опоздаем.

– Пока, бабуль. – Наташа горячо обняла плачущую бабушку.

– Ты приезжай поскорее, – сквозь слезы попросила она так, словно от внучки ее разделяли тысячи километров, а не несколько часов на электричке.

– Летом – обязательно, – нетвердым от всхлипа голосом уверила Наташа. – А пока давайте вы к нам!

Раиса Петровна промокнула глаза платочком.

– В ваш загазованный город? Не дождетесь! Ладно, егоза, не шали дома. Как приедешь – обязательно позвони. И Диме позвони!

– Бабуль, не переживай, я напишу ему в Интернете. Там и помиримся, наверное.

Бабушка на прощание поцеловала внучку в щеку, а после помахала платком и закрыла калитку.

Наташа с дедушкой направились по обочине к железнодорожной платформе. Дождь, подгоняемый ветром, бил в лицо. Дедушка пытался закурить, но намокшие спички или не поджигались, или тут же гасли.

– Даже погода за здоровый образ жизни, – изрек он, щелчком отбросив сигарету в придорожные кусты.

Рядом пронесся автомобиль, едва не окатив Наташу водой из лужи. Та отпрыгнула и выругалась:

– По-моему, погода настроена исключительно против нас.

Дедушка согласно вздохнул.

Они миновали очередной поворот, и в пяти метрах от дороги показалась долгожданная платформа. Посреди нее стояла одинокая скамейка, на которой четыре старушки уместили кучу своих сумок – и себя заодно – и теперь бережно охраняли их, с подозрением осматриваясь по сторонам. Трое стоящих под зонтиком подростков громко смеялись над промокшим до нитки товарищем. Рядом, на столбе, висели огромные круглые часы еще советских времен.