Денис Луженский - Тени Шаттенбурга

– Ох, Боже… – простонал Кристиан и, выронив поводья, повалился из седла.

Когда засвистели стрелы, Николас оказался рядом с послушником, но подхватить падающего юношу не успел – лошадь под ним внезапно дернулась, взвизгнула от боли и пьяно зашаталась на подламывающихся ногах.

«Влево или вправо?!» – подумал он, выдергивая из стремян сапоги.

Кобыла рухнула на левый бок, и, будь всадник хоть вполовину менее ловок, ему раздавило бы ногу. Чувствительно приложившись бедром о корень старой разлапистой сосны, Николас все-таки вывернулся из-под раненого животного и поспешно откатился прочь, чтобы не угодить под молотящие в агонии копыта.

– Чтоб вас дьявол забрал, ублюдки! – зарычал он, вскакивая. – Второй уж раз за три дня!

Ярость вспыхнула, точно смолистый факел, но рассудок не замутила, напротив – голова прояснилась, мысли выстроились рядами дисциплинированных, сверкающих доспехами солдат, а тело напряглось, готовое действовать.

Что с Кристианом? Лежит на тропе недвижимый… Убит? Некогда проверять! Вон старик Отто уже изловчился развернуть своего мула и теперь что есть силы лупит пятками в бока животины. Микаэль, Девенпорт, Хольт – живы, но… Господь милосердный, что творит этот сумасшедший?!

На глазах у Николаса капитан наемников пришпорил гнедую, но помчался не прочь от засады, а прямиком к ней! Он понял замысел Девенпорта, когда Микаэль и Хольт тоже бросили своих жеребцов в галоп. Поляна невелика, и до взгорка, откуда бьют лучники, рукою подать. К тому же разбойники по неопытности подпустили отряд слишком близко – не иначе чтобы положить наверняка.

«А ведь скверные они стрелки – на пятидесяти шагах только мальчишку свалили да мою несчастную кобылу!»

Тут в подлеске снова тренькнули тетивы, и Хольт вскрикнул, откидываясь в седле. У Николаса перехватило дыхание: в упор разве что слепец промахнется… Но ни гнедая, ни пегий жеребец Микаэля с шага не сбились, а всадники на их спинах сидели все так же крепко, пригнувшись к конским шеям.

Краткий миг он глядел недоуменно, а затем понял, что произошло, и не удержался от радостного богохульства. Тут по левую руку от него качнулись кусты орешника, и сразу стало не до товарищей, уже врезающихся на всем скаку в коварное мелколесье. На тропу выскочил, потрясая топором, тощий, точно щепка, бородач. Всклокоченные темно-русые волосы его висели мокрой паклей, узкий рот кривился от злости, белки выпученных глаз страшно сверкали. Николас содрогнулся, встретившись взглядом с полыхающим в этих глазах безумием. Следом за тощим из кустов выкатился второй мужик – коренастый, сутулый и косматый, как медведь. Эти двое, по всему видать, готовились добивать раненых, а наткнулись на одного из лучших мечников империи, невредимого и совсем не склонного сейчас дарить пощаду.

Изготавливаться к бою он не стал – застыл, будто в оцепенении, и со стороны выглядел, должно быть, ошеломленным. Лишь когда до тощего бородача оставалось всего с пяток шагов, Николас сорвался вдруг с места, прянул навстречу. Клинок взвизгнул, вылетая из ножен, описал стремительную дугу и прошел сквозь плечо бегущего человека, как сквозь мягкий овечий сыр.

Бросаясь на засаду в лоб, Девенпорт от всей души надеялся, что там, на проклятом взгорке, среди осинок и тонких елочек попрятались с луками полные неумехи. Для непривычного бойца набегающий конь – страшное зрелище, зеленое ополчение от рыцарской лавы толпою бежит, подставляя спины под мечи, хотя всего-то и нужно – упереть копье в землю и на месте стоять. Конечно, три всадника, да еще без доспехов – не сотня шевалье, но и против них сейчас всего лишь мужичье с луками, а лошадь на скаку не всякая стрела сразу остановит. Он пригнулся в седле, прячась за широкой шеей кобылы.

До деревьев оставалось всего ничего, когда, сбивая листву, снова полетела оперенная смерть. Над ухом прошелестело, и Оливье едва не расхохотался. Геенна огненная! Криволапое дурачье с перепугу метит не в лошадей, а в седоков!

Шпоры заставили гнедую рвануться вперед, снося широкой грудью несколько тонких осинок. Она птицей взлетела на невысокий холм, и сквозь развевающуюся гриву Девенпорт увидел вдруг шапку: кто-то улепетывал прочь, прыгая через сухостой. Поздно спохватился, приятель!

Рукоять скимитара уже устроилась в руке – после боя в монастыре Оливье успел подобрать себе новый клинок взамен сломанного, но случай испытать обнову в деле представился лишь единожды – той проклятой ночью в переулке. Против чудища добрая сталь оказалась бессильна, авось с людьми не подведет. Наклонившись вправо, капитан рубанул драпающего лучника поперек хребта у основания шеи. Даже не охнув, человек с разбегу сунулся лицом в густой черничник.

«С почином, mon ami!»

Слева он увидел еще одного: рослый малый в короткой, плохо подогнанной кольчуге пятился, поднимая заряженный самострел. Коротким рывком повода Девенпорт заставил гнедую придержать бег и стремительно развернуться. Парень с арбалетом попятился от храпящей кобылы, запнулся о кочку, испуганно вскрикнул… Скимитар перечеркнул искаженное страхом лицо – так перо сборщика налогов вычеркивает из приходной книги расплатившегося должника.

Ну, кто на очереди? Оливье быстро огляделся и в десятке шагов от себя увидел Микаэля: тот выпрямлялся в седле, поднимая влажно поблескивающий меч, под копытами его жеребца недвижно распростерлось чье-то тело. Сутана задралась покойнику по самые ляжки, из-под грубой материи нелепо торчали голые ноги… Сутана? Merde! Это же проклятый монах!

Тут мимо Девенпорта пронесся конь без седока. Хольт? Где Хольт?! Он отыскал взглядом парня, и под сердцем похолодело: Хольт пытался подняться из смятого его падением куста дикой смородины; капитану совсем не понравилось, как неуверенно, неловко двигается обычно сноровистый здоровяк.

– Ну, держитесь, дерьмачи! – Оливье завертел головой, высматривая кого-нибудь, на ком можно сорвать вспыхнувшую злость.

Кобыла под ним вдруг поднялась на дыбы. Сквозь испуганный лошадиный храп и собственную брань Девенпорт услышал странный вибрирующий свист, от которого заныло в ушах: словно огромная гадюка пыталась реветь по-медвежьи. Матерь Божья, что еще за чер…

Показалось: в грудь гнедой саданули крепостным тараном – страшный удар бросил животное назад и опрокинул на спину. От неминуемой гибели Оливье спасло лишь то, что тем же самым ударом его вышибло из седла и унесло в густой рябинник, немного смягчивший падение. Все же земля приняла человека неласково, и от встречи с нею в глазах помутилось. Пока вставал и тряс головою, перед мысленным взором предстало как наяву: монастырский двор, седой старик в пестром халате, воздетые сухие руки… Уж не аббат ли Герман воскрес дьявольским повелением, чтобы снова заступить дорогу Оливье Девенпорту?! Или его чудовищную волшбу унаследовал другой еретик из Ротшлосса?!