Денис Луженский - Тени Шаттенбурга

– Пора.

Книга миров. Коварное, хищное Междумирье и пронизывающие его извилистые Тропы – целая паутина Троп, проложенных странниками. А еще – Тень: беспощадное, смертельно быстрое, нечеловечески сильное, почти неуязвимое чудовище… Ворг!

Не охватить разумом открывшийся простор, не объять сердцем ужас. И потому никак не поверить по-настоящему. Лжет ли рассказчик? Может, и нет, но рассказ его слушаешь будто сказку и в глубине души лишь как сказку принимаешь. Красивую, складную, но…

– Когда мы проходим сквозь ткань мира, то оставляем след. Для мира наши «двери» все равно, что уколы иголкой – остаются крошечные, едва заметные ранки. Тем не менее даже ничтожной ранке нужно время, чтобы затянуться. Междумирье – опасное место, и зарастающий проход грозит смертью любому, кто к нему приблизится. Поэтому мы уходим на Тропу лишь там, где человек давно не появлялся и едва ли появится вскоре.

– Пещера, – пробормотал Николас. – Подходящее местечко, чтобы спрятать… след.

– Верно, – согласился Перегрин. – И я не сомневаюсь, именно так рассудил странник, приходивший сюда до меня.

– До тебя? Как давно это было?

– Точно не скажу. Паутина Троп устроена так, что приводит странников в мир не чаще, чем один раз за пятьдесят- семьдесят лет. Мы приходим, набираемся сил для нового перехода и идем дальше.

– Мудрено, – Девенпорт недоверчиво хмыкнул. – И ты прямо сейчас можешь эту свою «дверь» открыть?

– Могу.

– Так открой.

– Сожалею, но это плохая затея, – качнул головой Перегрин. – И дело даже не в том, что Кодекс запрещает проделывать такое на виду у людей. Я не правлю Тропой, как лошадью, и если уйду, то уже не смогу вернуться.

– Хорошая отговорка, mon ami.

– Оливье, – предостерегающий тон министериала заставил наемника замолчать; тот лишь еще раз хмыкнул, выражая свое отношение к байкам чужака.

– Вы вправе не верить мне, – в голосе странника послышалось сожаление. – С другой стороны, зачем бы мне морочить вам головы, сочиняя столь странные сказки? Вы и без них готовы идти к Провалу .

Сказки… Николас вздрогнул, услышав это слово из уст чужака. Ведь тот не умеет видеть его мысли, не так ли? Сам же признает, что такому фокусу не обучен и лишь чувства собеседников для него – открытая книга. А если лжет? Обладая подобным даром, станешь ли болтать о нем с первыми встречными?

– Единственный резон моего рассказа – подготовить вас к тому, с чем вы столкнетесь.

– И с чем же? – спросил Микаэль.

– С бездонной дырой в жадную, вечно голодную пропасть. Пожирающую все, до чего может дотянуться.

Всегда спокойный, мягкий в обращении, чужак ответил с неожиданной резкостью. Страшноватые сказки у этого Перегрина, и искренность его слов пугает сильнее всего.

– Если ту «дверь» оставил твой собрат, – осторожно произнес министериал, – значит, он открыл ее пятьдесят лет назад? Или даже семьдесят?

– Семьдесят семь, – внезапно проговорил Кристиан – до сего момента юноша сидел молча и казался погруженным в собственные раздумья.

– О чем ты? – удивился, по всему видать, не только Николас – нюрнбержец тоже выглядел озадаченным.

– Первые записи о странных происшествиях в окрестностях города. Помните архив Шустера? Если Источник и есть та самая «дверь»…

– Но отчего же она не закрылась? – Николас требовательно посмотрел на чужака. – Почему не затянулась твоя дыра?

– Кто-то ей этого не позволил. Странник ошибся, неудачно выбрал место для перехода, и Провал – или, если вам привычнее, пусть будет Источник – нашел человек. Случайный человек, едва ли понявший, на что наткнулся. Но свое дело он сделал – потревожил «дверь», не дал ей закрыться до конца. А позже пришли другие – те, кто увидел перед собой не всепожирающую дыру, а источник могущества.

– Он и вправду дает силу? – протянул с показной небрежностью Девенпорт.

Закономерный вопрос, который не мог не прозвучать, ибо наверняка вертелся в головах у всех людей, слушавших сейчас Перегрина. Николас вспомнил старого аббата, играючи прихлопнувшего троих всадников, словно беспомощных мух, при этом даже пальцем их не коснувшись. Затем вспомнил чудовищную тварь, дравшуюся с Микаэлем и Оливье… Воистину овладеть подобной мощью – великое искушение!

– Силу дает и дубина, – тихо сказал Перегрин. – И чем дубина больше, тем более сильным кажется себе тот, кто ее поднял. Вот только плата велика.

– Какая плата? – наемник ухмыльнулся. – Если дубиной машешь, значит, ты уже силен как бык.

– Чтобы орудовать куском дерева, нужны всего лишь крепкие руки. Человек поднимает камни, укрепляет тело, платит болью в жилах и усталостью. Но то, что дает Междумирье, много тяжелее дубины, даже самой большой. Чтобы удержать мощь Провала, приходится измениться. Те, кто черпают из него, уже не люди.

– Рогов у святоши из Ротшлосса я не видел, – скривился Девенпорт. Он явно не верил чужаку.

– И все же рога у него были, – пробормотал Николас рассеянно. – Монахов, убивающих детей, людьми можно уже не считать. Как они управляются с Источником, Перегрин? И почему тот не иссяк за столько лет?

– Чтобы выйти на Тропу, нужно много… – Чужак замялся, пытаясь, похоже, найти правильные слова: – … Эфира жизни. Им обладают звери, растения, солнечный свет. Странники умеют забирать этот эфир из самой земли, из трав и деревьев, из… дыхания мира.

Ульрика, сидевшая по левую руку от Николаса, тихо вздохнула, и он обеспокоенно покосился на женщину. Щеки бледные, губы сжаты. Остро захотелось обнять ее и прижать к груди, но он заставил себя сосредоточиться на речи Перегрина. Для мыслей об Ульрике сейчас не время.

– Каждый человек от рождения владеет запасом эфира жизни, некоторые из вас даже умеют собирать и накапливать его, пусть и не так быстро, как мы. Для выхода в Междумирье этого запаса мало, но чтобы удержать от зарастания уже пробитый Провал – достаточно. Другое дело, что едва ли аббат и другие смогли научиться тонкому управлению. Боюсь, они поступают проще.

– Как? – спросил Кристиан, и по выражению лица юноши Николас понял: тот уже о чем-то догадался, и эта догадка послушника вовсе не обрадовала. Вспомнилось вдруг: «Агнец прибудет в срок». Агнец… Бог ты мой!

– Они кормят Источник людьми, – пробормотал он, опередив чужака, и увидел, как тот кивает, подтверждая страшную догадку.

– Когда Междумирье их убивает, эфир высвобождается из тел…

– … и разрывает затягивающуюся рану, – закончил министериал; его не потрясла жестокость сектантов, ничем не выразил своих чувств и капитан наемников, а вот Микаэль выругался – сквозь зубы, но длинно и витиевато. А затем одним словом пояснил причину, по которой ему изменило привычное хладнокровие: