Сергей Мишенев - Шпага мастера

– Альберт, тебе понравилось? В этот раз получилось особенно здорово! Это, кстати, благодаря тебе! Ты так поверил в эту битву, прямо как какой-нибудь первобытный человек! Как будто бы ни разу в театре не был! Ну что ты молчишь? Скажи что-нибудь!

Альберт сглотнул, поспешно вздохнул и произнес:

– Это вы для меня устроили?

Жанна снова засмеялась:

– Да нет, ну как же ты не понимаешь! Это и без тебя бы случилось, но, раз уж ты здесь, получилось как бы посвящение в школу!

– Ну уж нет, Жанна, – вмешался Марк, – мне это даже и в голову не приходило! Какое еще посвящение? Нет у нас такой традиции!

– Я племянница хозяина школы и я устанавливаю здесь традиции!

– Да не ругайтесь вы, – подошел Ромэн, – хорошо же все прошло! Что скажешь, Альберт, есть у Марка шанс завоевать первое место на школьном турнире или нет?

– Да, правда, – присоединился Хельг, вытирая мокрой половой тряпкой разбитую скулу, – Альберт, ты ведь у нас вроде как блаженный! Скажи, как чувствуешь, Марк победит в этот раз или Ромэн, а может, Жанна, Андрэ или я? Или вообще кто-то другой?

– Откуда же я могу это знать, – пробормотал Альберт, – не такой уж я, наверное, блаженный… Ну я думаю, что Марк, конечно, очень хорош. Марк, скажи, ты ведь наверняка очень красивые стихи пишешь?

– Да при чем же здесь стихи? – Марк пожал плечами. – Мы ведь тебя не об этом спрашиваем!

– А что, Марк, – подхватила Жанна, – ты правда пишешь стихи?

– Да с чего вы это взяли? Я не пишу стихи и не люблю их! Этим поэты должны заниматься, а не бойцы!

– А вот и нет, – неожиданно поддержал тему стихов Ромэн. – Был ведь такой фехтовальщик-дуэлянт Сирано де Бержерак, так вот он писал прекрасные стихи. Причем иногда прямо во время своих поединков!

– Точно! Я даже целый спектакль в театре Порт-Сен-Мартен [8] По всей видимости, Жанне удалось посмотреть премьеру. Она действительно состоялась в театре Порт-Сен-Мартен 27 декабря 1897 года. Роль Сирано тогда исполнил Бенуа-Констан Коклен (Коклен-старший). смотрела, когда ездила с дядей в Париж! Я тогда совсем маленькая была! И стихотворение это он правда прямо во время боя написал, я помню его! «Я попаду в конце посылки!» – вот как он повторял все время!

– Да что же вы все пристали ко мне! Ну понимаю я, поэзия – высокое искусство, и все такое! Но не мое это! Ну совсем не мое! Вот! Вот Альберт наверняка стихи пишет, а я даже и не пробовал ни разу! Альберт, скажи: ты же пишешь стихи?

– Да, Альберт, – Жанна тоже заинтересовалась, – ты сам пишешь, потому и спросил Марка?

Не привыкший к такому вниманию Альберт чувствовал себя необычайно неловко. Он потупил глаза, увидел, что стоит прямо в луже секретной мастики, смутился еще больше и честно ответил:

– Я бы очень хотел писать стихи. И я много раз пробовал это делать. И даже сейчас продолжаю пробовать… Но все, что я пишу, выходит настолько безобразно, что мне приходится немедленно уничтожать написанное. У меня не получается. Я не поэт. А вот Марк…

– Да что Марк! – вскричал Марк.

– Ну-ка, не перебивай, – резко прервала его Жанна. – Альберт, договори то, что ты хотел сказать!

– Я только хотел сказать, – совсем тихо произнес Альберт, – что, когда я смотрел на бой Марка, мне показалось, что он мог бы очень красивые стихи писать. Настолько поэтичны его движения… Ты, Марк, не пробовал, а зря. Я вот знаю, что я не поэт, потому что пробовал много раз, и все безуспешно. А ты… В смысле, если ты когда-нибудь попробуешь, у тебя может получиться…

– Ладно, Альберт, – Марк снисходительно похлопал Альберта по плечу, – я понял тебя. Ветер у тебя в голове накануне соревнований. И странно мне, что ты не поэт. Я себе поэтов представлял как раз такими, как ты. Беспомощными. Нелепыми. А насчет меня ты ошибаешься. Не пробовал я стихи писать никогда и пробовать не собираюсь.

– Даже если я тебя об этом попрошу? – Жанна как-то по-особенному посмотрела на Марка.

Тот на секунду задумался, отвечая на ее странный взгляд, и серьезно сказал:

– Даже если ты попросишь.

И, широко улыбнувшись, добавил:

– Я не собираюсь портить свою репутацию собственными глупыми и нескладными сочинениями.

Турнир по фехтованию на флоретах проводился в школе Дижона один раз в год. Многие считали, что для такой авторитетной школы, как эта, одного соревнования в год явно недостаточно. Но маэстро Дижон твердо придерживался другой, более старомодной точки зрения. По его мнению, чрезмерное увлечение соревновательным направлением в фехтовании вело к обесцениванию некоторых качеств, присущих подлинному боевому искусству. Он бы предпочел вообще отказаться от подобных турниров, заменив их дуэлями во имя чести с применением боевого оружия. Но подобная практика грозила непоправимыми последствиями для всей школы, и маэстро нехотя отказался от этой идеи, казавшейся ему единственно правильной.

В этот раз, как, впрочем, и всегда, традиционный осенний турнир проходил при большом стечении народа и при полном параде. На зрительских местах можно было видеть не только многих именитых бойцов (некоторые из которых специально приехали даже из других провинций), но и представителей городских властей, которые по мере сил покровительствовали школе. Здесь же присутствовали ученики маэстро, как бывшие, так и нынешние, их родственники, делегаты других школ – словом, весь спектр фехтовальной публики. В качестве представителя духовенства турнир неизменно посещал и отец Лукас. Он восседал на особом месте и, по-видимому, даже гордился косвенной причастностью к происходящему действу.

На центральной площадке фехтовального зала постепенно собирались участники турнира. Сам маэстро приходил раньше всех и занимал свое, особо почетное, место. Ему нравилось наблюдать за своими учениками, которые один раз в год оказывались в чем-то предоставленными сами себе. Учитель отмечал про себя, кто приходит раньше всех, тщательно разминается и не менее тщательно волнуется перед поединками, кто рассчитывает время прибытия с идеальной пунктуальностью, избегая риска перегореть, кто вбегает в последний момент, уже размятый, и затем долго облегченно вздыхает, что не опоздал. Впрочем, откровенно опаздывавших в этой школе не бывало.

В этот раз маэстро с особым интересом ждал совершенно конкретного ученика – Альберта. Несмотря на большой опыт и наблюдательность, он не мог с уверенностью определить, в какую из трех групп вольется уже не совсем новенький, но все еще чужой молодой человек.

Альберт пришел примерно в составе «средней» группы. То есть – и не слишком рано, и не в последний момент. Ни то ни се. Учитель даже несколько огорчился. Вероятно, ему хотелось, чтобы его нелюбимый подопечный проявил себя более определенно.