Питер Бретт - Копье Пустыни

Поднялся шум, и толпа повернулась к Джардиру, который вошел в круг в сопровождении Инэверы в паланкине и других своих жен. Лиша насчитала четырнадцать. Все ли это? Они встали рядом с Лишей и жителями Лощины так близко, что Лишу окутал аромат духов Дамаджах.

Джардир подошел к столбам и махнул Копьям Избавителя. Три даль’шарума сами, без понуканий вышли на площадь и разделись до пояса. Они опустились на колени и коснулись лбами булыжной мостовой перед Джардиром, затем встали и обхватили руками столбы. Связывать их не стали. На воине, которому Лиша сломала руку, белел гипс.

Джардир вынул из складок одеяния плетку-трехвостку с плетеными кожаными ремнями. В последние дюймы каждого хвоста были вставлены острые кусочки металла.

– Что это? – спросила Лиша у Аббана. Она думала, что Джардир воспользуется обычным хлыстом. Это орудие выглядело намного страшнее.

– Хвост алагай, – ответил Аббан. – Плетка дама. Говорят, она бьет, как хвост песчаного демона.

– И сколько ударов получит каждый?

– Столько, сколько выдержит, – усмехнулся Аббан. – Шарумов порют, пока они могут держаться за столб.

– Но… так и убить недолго!

Аббан пожал плечами:

– Шарумы славятся воинским искусством, а не умом или инстинктом самосохранения. Они считают, что вынести как можно больше ударов – проверка мужества. Их товарищи будут делать ставки, кто продержится дольше.

Лиша нахмурилась:

– Я никогда не пойму мужчин.

– Я тоже, – согласился Аббан.

Зрелище было ужасно. Каждый удар хвоста алагай оставлял на спине жертвы алую кровавую полосу. Джардир наносил по одному за раз – то ли по доброте душевной, то ли чтобы воины не свыклись с болью. Лиша вздрагивала с каждым ударом, как будто били ее саму. Слезы текли по ее лицу, и ей нестерпимо хотелось убежать, чтобы не видеть сплошных ран, в которых белели ребра. Никто из воинов еще не упал и даже не закричал.

В какой-то момент Лиша отвела взгляд и увидела, что Инэвера невозмутимо наблюдает за происходящим. Дамаджах почувствовала взгляд северянки и усмехнулась при виде слез на ее щеках.

В Лише что-то надломилось, и вспышка ярости подействовала как защитный круг от людских страданий. Травница выпрямилась, вытерла глаза и по примеру Дамаджах с холодной отстраненностью досмотрела порку до конца.

Казалось, та будет длиться вечно, но наконец упал один воин, а затем и второй. Лиша увидела, как их товарищи передают друг другу монеты, и подавила желание сплюнуть. Когда рухнул последний, Джардир кивнул Лише, и она поспешила на помощь, доставая нитки, мази и бинты. Она надеялась, что запасов хватит.

Джардир ударил в землю копьем, и все обратились взорами к нему.

– Передайте всем, кто хочет обрести рай в конце одинокого пути! – Голос Джардира гулким эхом разнесся по площади и затопил улицы. – Каждая женщина, которая убьет демона на алагай’шарак, станет шарум’тинг и обретет все права шарума!

Собравшиеся воины потрясенно загудели, и Лиша увидела ужас на лицах дама и шарумов. Поднялся ропот, но Джардир оскалил зубы, заставив всех замолчать.

– Если кто-то против, пусть выйдет вперед. Обещаю ему быструю и почетную смерть. К тем, кто посмеет оспорить мое слово завтра, я буду не столь снисходителен.

Многие в толпе хмурились, но выйти никто не решился.

На следующий день Аббан прибыл во двор Дворца зеркал в обществе даль’шарума. Красное ночное покрывало воина было опущено, в черной бороде сквозила седина. Он отнюдь не казался слабым, и все же Лиша была удивлена. Немногие красийские воины доживали до седины в бороде. Даль’шарум шествовал гордо, но его суровое лицо было напряжено, как будто он старался не скривиться.

– Это Гаврам асу Кенин ам’Каваль ам’Каджи, наставник Каджи’шарадж, – представил Аббан.

Воин поклонился, и Лиша раскинула юбки и присела в реверансе в ответ.

Воин что-то произнес по-красийски, слишком быстро, чтобы Лиша поняла, но Аббан немедленно перевел:

– Он говорит: «Я прибыл по приказу Избавителя, чтобы готовить твоих воинов к алагай’шарак». Наставник Каваль учил Шар’Дама Ка и меня, когда мы были в шарадж. Он лучший.

Лиша прищурилась и попыталась прочесть ускользающую правду на привычно невозмутимом лице Аббана. В конце концов, он покалечился, когда учился в шарадж.

Лиша повернулась к Гареду и Уонде:

– Вы хотите учиться?

Каваль и Аббан коротко переговорили, и снова так быстро, что Лиша не уловила суть, хотя поняла много слов. Аббан вроде бы возразил, но Каваль сжал кулак, и хаффит поклонился в знак покорности.

– Наставник просит сказать твоим воинам, что их желания не имеют значения. Шар’Дама Ка отдал приказ, и он должен быть исполнен.

Лиша нахмурилась и открыла рот, но Гаред перебил ее:

– Все путем, Лиш. – Он поднял руку. – Я хочу учиться.

– Я тоже, – подхватила Уонда.

Лиша кивнула и шагнула в сторону. Каваль жестом подозвал северян для осмотра. Он одобрительно хмыкнул при виде великана Гареда, но Уонда не произвела на него впечатления, хотя ростом и силой не уступала большинству даль’шарумов. Каваль вернулся к Лише.

– Из великана выйдет превосходный воин, – перевел Аббан, – если он будет меня слушать. Из женщины… поживем – увидим.

Особой надежды в голосе Каваля не прозвучало.

Наставник вернулся во двор. Движения его были быстрыми и изящными. Он посмотрел на Гареда и что-то пролаял, колотя себя в грудь.

– Наставник предлагает напасть на него, – подсказал Аббан.

– Это ясно и без перевода, – хмыкнул Гаред.

Он шагнул вперед, возвышаясь над наставником, но Каваль, похоже, не испугался. Гаред взревел и ринулся в атаку, но его удары не достигали цели, как он ни старался. Он нырнул, чтобы схватить противника, и через мгновение оказался на спине. Каваль выворачивал ему руку, пока Гаред не завопил, и лишь затем отпустил.

– Тебе придется еще хуже, – предупредил Аббан Уонду. – Соберись с духом.

– Я не боюсь, – шагнула вперед Уонда.

Она продержалась дольше, чем Гаред. Ее движения были более плавными и быстрыми, но исход схватки был ясен с самого начала. Наставнику дважды пришлось блокировать удары Уонды. В первый раз он ответил ударом в челюсть слева, так что девушка покатилась по земле, сплевывая кровь; во второй раз – сокрушительным тычком в живот, от которого она согнулась пополам, блюя желчью.

Каваль схватил ее за руку, не дав прийти в себя, и швырнул на булыжную мостовую. Падая, Уонда со всей силы пнула его в лицо, но Каваль невозмутимо улыбнулся и вывернул ей руку. Уонда побледнела и заскрежетала зубами, но не издала ни звука.

– Наставник сломает ей руку, если она не уступит, – предостерег Аббан.

– Уонда, – окликнула Лиша, и девушке наконец хватило ума закричать.