Александр Золотько - Бомбы и бумеранги (сборник)

Подбежав к окну, я рывком отдергиваю тяжелую штору. Луна издевательски подмигивает мне сквозь частую металлическую решетку. Прутья вделаны глубоко в камень, тряси не тряси – она даже не шевелится.

– В последний раз предлагаю вам сдаться! – звучит из коридора. И, через небольшую паузу, роковой приказ: – Ломайте!

Я затравленно оглядываю комнату-ловушку в поисках спасения. Увы, тут нет ни другого выхода, ни места, где можно спрятаться, ни ору…

Меч.

Медленно перевожу соскользнувший было взгляд обратно.

Странно, но я отчего-то не сомневаюсь: как бы ни играл со мной мой рассудок, этот меч в истертых ножнах висел тут всегда.

Игнорируя непрекращающиеся удары в дверь, я медленно, почти крадучись, подхожу ближе. Не удивлюсь, если меч сейчас исчезнет или превратится во что-нибудь другое. Даже подсознательно жду этого. Но нет, он висит как висел, словно бросая вызов окружающему меня безумию. А значит, только в нем мое спасение.

Подтащив к стене ближайший стул, я взбираюсь на него, от волнения и страха едва не упав. Протягиваю к мечу руки, тянусь изо всех сил.

Слишком высоко.

Из моего горла вырывается полурык-полустон. Глаза вновь лихорадочно обшаривают библиотеку, на этот раз – в поисках дополнительной подставки. Но кругом только шкафы с книгами. Книгами? Ну конечно!

Три пухлых тома ложатся на стул, один поверх другого. Я взгромождаюсь сверху, отчаянно балансируя. Вновь поднимаю руки и наконец-то снимаю тяжеленный клинок с крюков, на которых он покоится. Неловко спрыгиваю, с грохотом врезавшись боком в стол. В глазах на миг темнеет от резкой боли, но драгоценная добыча крепко прижата к груди. Конечно, смешно даже подумать, что я буду отбиваться старинным мечом от полицейских, когда они ворвутся сюда. Так зачем он мне? Покончить с собой?

И все же пальцы ложатся на рукоять.

Ощущение такое, будто из двери, раскрытой куда-нибудь на Юкон в середине февраля, меня обдувает ледяным ветром.

Непроизвольно вздрогнув, разжимаю пальцы и, по-прежнему не выпуская меча, зачем-то осматриваю себя.

Так-так, дружище-мозг, по-прежнему шалим? Но эту одежду – укороченные штаны для гольфа, длинные чулки, свитер «Fair Isle», под который надета белая рубашка с узким черным галстуком, я, кажется, уже носил когда-то раньше… Да и видеть снова стал так же хорошо, как и прежде.

Что-то щекочет мне шею. Я поднимаю руку.

Мои волосы вновь до плеч.

Это что, какая-то новая игра?

Ладонь вновь медленно ложится на рукоять. И снова – холодный ветер. И снова разжать пальцы, хотя этого почему-то совсем не хочется делать. Особенно если учесть, что теперь удары по двери явно наносятся топором – она содрогается, по ней во все стороны бегут трещины. Но поздно! На мне опять новая одежда: китель с накладными карманами, бриджи, кожаный пояс, портупея-патронташ через плечо…

По какому-то наитию я касаюсь кончиками пальцев левой щеки.

Шрам. Узкий длинный шрам, теряющийся нижним концом в густых бакенбардах.

Удары в измочаленную дверь как по волшебству прекращаются, когда я твердым шагом подхожу к ней, уверенно сжимая рукоять старого меча и ощущая с восторгом, как мое тренированное, сильное тело сладко трепещет в предвкушении доброй драки. Засов со скрежетом выходит из пазов.

За распахнутой дверью – лишь беспросветный мрак, наполненный странными звуками и запахами. В нем может таиться все что угодно. Но кто бы ни были вы, решившие встать у меня на пути нынче ночью, лучше откажитесь от этой затеи!

Миг спустя меня со всех сторон обступает тропический лес. Под моими босыми ногами негромко чавкает вода, в темноте светятся желтыми огоньками чьи-то глаза. Невидимый хищник негромко угрожающе рычит, и я, с издевательским хохотом, рычу ему в ответ, приглашающее взмахнув клинком. Делаю вперед шаг, другой, но зверь не принимает боя и бесшумно растворяется в ночи.

Я снова хохочу, запрокинув голову. Одинокая яркая звезда приветливо подмигивает мне сквозь прореху в сплошном переплетении ветвей. Расправив плечи, я громко запеваю:

Не знаю, что ждет меня впереди, но я встречу это как истинный белый джентльмен, сын своего народа. И я ухожу в ночь, распевая во все горло и отбивая такт взмахами меча:

А за моей спиной скрываются в темноте очертания старого дома.

– Он не вернется, говорю вам!

– А я говорю – подождем!

– Мой бог! Неужели вы и вправду верите…

Дверь протяжно скрипит, разрезая последнюю фразу пополам. Четверо представительных господ вскакивают, с суеверным ужасом разглядывая ввалившегося в гостиную губернаторского особняка человека. С ног до головы его покрывает корка из дурно пахнущей грязи, он бос и оставляет на чисто вымытых полах черные следы.

Прихрамывая, человек подходит к столу, без спроса берет чей-то недопитый бокал и осушает его несколькими жадными глотками, а потом устало улыбается:

– Добрый вечер, господа! Вы, верно, заждались? Я уж и сам начал сомневаться, что поспею к сроку, а вот гляди ж ты!

Управляющий чувствует, что еще немного, и он потеряет сознание. Епископ трясущимися пальцами творит крестное знамение. Полковник, судорожно сглотнув, тщетно пытается расстегнуть ворот мундира, внезапно ставший чересчур тугим. Лишь Губернатор, наместник бога и короля, хоть и побледнев, держит себя в руках.

– Кондотьер, – медленно произносит он. – Все-таки я был прав.

– Вам удалось?

– Что с домом?

– Вы выполнили задание?

Три вопроса звучат почти одновременно. Человек, названный Кондотьером, невесело хмыкает и качает головой:

– Увы, господа, мне нечем вас порадовать. Скажу больше: я отказываюсь от вашего задания и искренне советую оставить этот Дом в покое. Живите так, как жили прежде, и…

Не договорив, он машет рукой и разворачивается, чтобы уйти.

– Вот! Что я вам говорил?! – хрипит Полковник, пытаясь скрыть за нарочитой грубостью страх. – Знаменитый Кондотьер! Великолепный! Неподражаемый! Непобедимый! Да вы только взгляните на него! Ведь он же перепугался до одури… ааа…

Столь странно оборвавшейся речи бравого вояки, разумеется, есть причина: длинная полоса острой стали в руке грязного оборванца. Ее кончик справился с упрямой пуговицей на воротнике щегольского мундира, и теперь едва-едва прикасается к коже на горле.

– Полковник, – в голосе Кондотьера, негромком, но кажущемся оглушительным во внезапно наступившей тишине, нет угрозы, только бесконечная усталость. – Знаете, Полковник… а ведь вы правы!