Гай Орловский - Юджин — повелитель времени. Книга 5. Любовные чары

—Я это тысячи тысяч раз вспоминала... и помню каждый миг, словно это случилось сегодня...

—Ну, — подсказал я. — Ничего особенно не заме­тили?

Она проговорила:

— Это. было нетрудно заметить... Но тогда я решила, что его мучает совесть, однако предпочитает жениться на более богатой и с могущественной родней...

— Пересмотрите еще раз, — сказал я настойчиво, —и увидите, было это в самом деле так... или же он безум­но страшился за вашу жизнь и потому решил принести себя в жертву... да-да, принести себя в жертву можно не только на поле боя, но вот так, не столь заметно.

Она заломила руки.

— Да... Я помню, как он смотрел... Он не мог сказать мне всю правду, он в самом деле страшился за мою жизнь и решил принести в жертву себя, чтобы я оста­лась живой и невредимой...

Она поднялась и помчалась к стене, еще миг — и навеки исчезнет, я крикнул быстро:

— Погодите, леди! Но вы не отомстили!

Она повернулась, уже наполовину погрузившись в стену.

— Но он же не виноват...

Я сказал напыщенно гордо:

—А честь рода? Преступление должно быть наказа­но, иначе это послужит соблазном для других, менее решительных, но таких же расчетливых и подлых.

—Вы имеете в виду... — проговорила она в нереши­тельности.

—Да, — сказал я, не моргнув глазом. — Иначе мир несправедлив!

—Имеете в виду, — повторила она замедленно, — потомков рода Бэдэкера, который заставил лорда Говерна принять такое чудовищное решение...

—Вы совершенно правы, — похвалил я. — Чувству­ются ваше хорошее воспитание и сообразительность, так присущие членам древних фамилий. Сразу все со­образили!..

Она подплыла обратно к столу, но не села, за столе­тие отвыкнув, парить над столом все то же самое, что и стоя, если не намекнуть на манеры благородных ледей, то сама не вспомнит.

—Да, — сказала она, и голос ее потвердел, налился силой, — тот негодяй сделал несчастной не только меня, но и милого моему сердцу лорда Говерна!.. Он должен быть наказан... Я буду являться его потомкам, пока они сами не покончат счеты с такой жизнью!

—Потомок у него один, — сказал я. — Нынешний король Уламрии — воинственный Антриас.

Она сказала с нажимом:

—Он умрет!..

—Довести его до самоубийства? — переспросил я. — Это, конечно, приятно... однако для мужчины, а король Антриас, скажу я вам честно, ярко выраженный муж­чина с чисто мужскими чертами доминирования, под­чинения, захватывания и усиления власти.

—И что?

—Для таких, — пояснил я, — есть и более страшные вещи..

—Чем смерть?

Я пожал плечами.

—Что смерть?.. Разве мы не идем на нее осознанно, выступая в воинский поход? А смерть в бою — это кра­сиво и эпично. Особенно если на виду всех водружаешь знамя на верху вражеской башни, а тебе стреляют в спи­ну, и ты падаешь с огромной высоты... И самому при­ятно, и певцы воспоют в веках!.. А род будет гордиться таким великим героем, на века зависшим на могучем родословном древе.

—Но что для короля...

— Нарушение планов, — подсказал я. — Для короля Антриаса самое главное в жизни — его планы стать ве­ликим королем. И нет ничего более страшного для него, если планы рухнут. В этом случае отчаяние так велико, что его и сравнить не с чем!.. Простой человек может дойти до самоубийства, но король и этого не может себе позволить, он отвечает слишком за многое!.. И вот в таком состоянии духа, когда все рухнуло, нужно жить... Она слушала раскрыв рот.

— Это... это ужасно...

Я сказал трезвым голосом:

— Но король Антриас — крепкий орешек. Ему не так просто помешать. Даже вы, мне кажется, не сумеете...

Она сказала так жарко, словно готовится превра­титься в привидение Огня:

—Сумею!.. Я отдам все силы...

—Пугать кошмарами, — сказал я, — это мало. Муж­чины вообще не так уж страшатся привидений, а коро­лей с детства учат держать себя в руках. Другое дело, как я уже сказал, расстроить его планы...

Она сказала нетерпеливо:

—Что у него за планы?

—Война, — ответил я. — Победы, захваты земель соседних королевств. Это и есть самое главное для Антриаса. А помешать этому, просто возникая у него в спальне и завывая страшным голосом... гм, это не сра­ботает. Я не люблю Антриаса, но отдаю ему должное, его так не испугать. Тем более не заставить отказаться от своих планов...

Она померкла, начала медленно таять прямо посре­ди комнаты, я устрашился, что снова уйдет в свои ду­шевные терзания, сказал быстро:

— Но есть варианты!.. К примеру, он очень нужда­ется в союзе с королевством Опалоссой. И хотя начать войну с Нижними Долинами может и без Опалоссы, но надежный тыл важен. Потерять союз с Опалоссой... это и есть для него кошмар хуже немедленной гибели!

Она потребовала:

—Как разрушить союз с Опалоссой?

—Надо подумать, — сказал я. — Использовать мож­но ваше умение возникать в спальне короля Плация... а еще лучше — регента Ригильта, чтобы сообщить ка­кие-то сведения... что либо скомпрометирует короля Андриаса, либо зародит подозрения в его намерениях... Последнее намного предпочтительнее!

Она переспросила в злом нетерпении:

— В спальне короля Плация... это кто?.. А кто этот Ригильт?

Я подумал, объяснил обстоятельно:

—Королевством Опалоссой правит регент Ригильт, не допуская молодого Плация, что давно вошел в воз­раст и хотел бы сесть на трон. Что, если попытаться воздействовать на...

—Ригильта?

—На Плация, — ответил я. — Пообещать помощь в возвращении себе законного трона... а он за это должен будет разорвать союзный договор с Уламрией. Думаю, он это и так бы сделал с охотой, все-таки тот договор подписал Ригильт в обмен на поддержку со стороны Антриаса...

Она сказала медленно:

—Но не разорвет. Я знаю династию Кенганидов, что изначально правила Опалоссой. Все оттуда отличались нерешительностью и неуверенными действиями. Не думаю, что этот нынешний... как, говорите, зовут, Плаций?.. Не думаю, что этот Плаций достаточно самосто­ятелен.

—Вы правы, — признал я. — Вот что значит кровь!.. Кровь в жилах Плация досталась от слабых и нерешительных, потому и он... Хорошо, но есть ва­риант...

—Какой?

—Можно подтолкнуть, — ответил я. — Хочет быть королем — пусть первым же декретом разорвет союз с Уламрией!..

Она вперила в меня взгляд жутких пустых глазниц. И хотя самого взгляда нет, но я его все равно чувствую, у нас есть странное свойство дорисовывать, домысли­вать и додумывать, что позволило питекантропу стать кроманьонцем.

— Но если на троне регент Ригильт...

Я сказал с той мужской самоуверенностью, которую часто выказываем, на самом деле ее не чувствуя:

— Это возьму на себя. Но только пусть Плаций знает, что если не разорвет союз с Уламрией немедленно, в первый же день, когда это особенно легко, его постиг­нет такая же судьба, как и Ригильта.