Гай Орловский - Юджин — повелитель времени. Книга 5. Любовные чары

— Она, — ответил он угрюмо. — И с вот такой! Ког­да женщины пришли и в командование армиями, вот тут ислам и перешел в наступление... Вчера было сооб­щение: командовать бронетанковой армией вермахта назначена Элиза Гердель, у нее синдром Дауна, однако правозащитники во всем мире настояли, что дауны име­ют право не только вступать в брак и заводить детей, но и занимать руководящие должности в правительстве и в армии...

Я подумал, но в голове каша и броуновское дви­жение, ничего в голову не лезет, а из головы так и вовсе.

Хлопнула дверь, пошел вальяжный господин в доро­гом костюме, галстук стоит дороже лимузина, с платоч­ком в верхнем кармане, щеки на плечах, косо посмотрел в мою сторону.

— Что слышно, — спросил он у командующего седь­мым участком, — насчет решения штаба?

Коннер вскочил, но не вытянулся, все-таки перед ним гражданский, пусть и очень высокого ранга, отве­тил почтительно:

— Пока совещаются. Ждем, господин Клаузер.

Я посмотрел на одного, на другого, сказал нереши­тельно:

—Наверное, мне лучше всего пойти и переговорить. Коннер отшатнулся.

—Что? С кем?

—С захватившими здание, — пояснил я.

—О чем?

— Придумаю на ходу, — сообщил я. — Умные люди всегда найдут о чем пообщаться, верно?.. А мусульмане в последнее время начали делать прорывы в науке, школьники исламских школ постоянно побеждают в математических олимпиадах... Так что я с ними поговорю, а вы можете вволю потрындеть пока с господи­ном Клаузером о мировой политике гуманизма..

Он оглянулся на Клаузера, тот надулся и стал похо­жим на рассерженного индюка.

— Нет уж, — ответил Коннер невесело, — господин Клаузер политик, а в военное время это намного ниже даже военного. Хорошо, идите. Вы здесь никому не под­чинены. Огневую поддержку дать?

— В каком смысле?

Он нервно дернул щекой.

— Можем прикрыть вас, пока вы добежите до двери главного корпуса. Правда, как только перешагнете по­рог, вас убьют уже там, но это почти хорошо...

— Почему?

— Мы уже не отвечаем, — объяснил он. — Вы же вольноопределяющийся!

Я подумал, сказал медленно:

— А если... прикрытие другого рода? Я буду убегать от вас, а вы вроде стрелять по мне. Тогда впустят как беглеца...

Он посмотрел с сомнением.

— Да?.. Хотя ход хороший. Тогда ты должен удалить­ся как можно дальше от нас с самого начала, понял? А потом вскакивать и бежать. А то странно будет, что промахиваемся... Сними с себя все верхнее. Достаточно рубашки, штанов и кроссовок. Хотя среди нас шахидов нет, но пусть там издали видят, что не взорвешь там все, когда вбежишь...

Он снова обращался ко мне на «ты» как к одному из своих бойцов, за которых несет ответственность, даже грубое лицо стало мягче, а в глазах появилось что-то человеческое.

— Спасибо, — сказал я с чувством. — Это хорошая идея.

—Я сам отберу лучших стрелков, — сказал он, — что­бы били по тебе как можно ближе. Остальным велю не стрелять.

—Это еще лучше, — сказал я. — Только пусть не усердствуют.

Он усмехнулся.

—Раненым вползать как-то не жаждется?

—Во мне пока что нет наноботов, — ответил я очень серьезно, — чтобы мгновенно заживлялись все раны. Да и вообще... как-то молотком попал по пальцу, два дня вопил.

Но сказал я так, чтобы он уловил некий намек, буд­то во мне все-таки есть что-то такое из засекреченных лабораторий, что пока не поступило на вооружение. Опытный образец для обкатки.

— Сочувствую, — ответил он серьезно. — Серьезнее, чем молотком, только серпом по другому месту. Готовься!

Он вышел, я посмотрел вслед, готовиться мне как-то не особенно, разве что психологически, но я чувствую себя как-то вполне адекватно, что-то поскребло меня, и под изысканной интеллигентностью обнаружилось вполне приличное мурло питекантропа.

А питекантропу как-то не особенно печально, когда обрывается человеческая жизнь, когда это не совсем человек, а тоже питекантроп, жаждавший оборвать мою драгоценную жизнь.

Вернулся он довольно скоро, смерил меня с головы до ног придирчивым взглядом, и снова я увидел, что сомневается в передовой науке.

— Ребят я расставил, — сообщил он. — Откроют бес­порядочный огонь, когда встанешь и побежишь. Дол­жен либо упасть, либо пригнуться, но дальше, сам по­нимаешь, нужно вести себя как можно естественнее.

—Справлюсь, — пообещал я.

—А как дальше?

— Не знаю, — ответил я откровенно. — У меня мозг ленивый, дальше одного шага продумывать отказыва­ется.

Он усмехнулся.

— Тогда ты здесь среди своих. А командование наше так и вовсе отказывается продумывать даже пер­вый шаг. Его действия никакие аналитики врага не просчитают, так как в нашем штабе сами не понима­ют, что делают. Трудная работа, а кто работать рвет­ся?.. Ну, как ты?

— Я пошел, — ответил я. — Вы еще не послали, а я пошел, потому что доброволец. Это ж не на работу!

Он ухмыльнулся.

— Да, конечно...

Мы вышли вместе, он остался на пороге, а я при­гнулся и начал пробираться вперед в сторону захвачен­ных зданий, делая вид, что, как турист, рассматриваю подбитые танки, броневые машины, ах как это все вол­нительно, как любопытственно, вот здесь сделаю сэлфи, и вот здесь...

Спохватился, вытащил смартфон и начал снимать в высшем из возможных разрешений.

Кто-то далеко за спиной прокричал:

— Эй ты, гражданский!.. Немедленно вернись!

Я сделал вид, что не слышу, все так же зигзагами про­должаю продвигаться вперед. Через минуту тот же голос прокричал громче:

— Эй ты!.. Туда нельзя!.. Быстро обратно!

Я все еще шел медленно и увлеченно, водил каме­рой по сторонам, снимая подбитую технику, особен­но увлеченно снимаю места зверских пробоин, а да­леко за спиной уже два голоса прокричали зло и на­стойчиво:

— Сейчас же вернись!.. Или будем стрелять!

Я все поглядывал на здание, там мелькают головы в клетчатых куфиях, в основном арафатках, но немало и тюбетеечников, видят, кто-то уже держит меня на при­целе, но вряд ли станут стрелять в безоружного и явно гражданского с камерой в руках.

Сзади раздался крик:

— Назад!.. Еще шаг — и стреляем!

Надеюсь, в здании тоже слышат, там направленные микрофоны ловят все, что не успевают глушить средст­ва защиты, и когда я сделал этот роковой шаг, то разом припустил бегом, пригнувшись и укрываясь за корпу­сами танков и бронетранспортеров.

Далеко за спиной прогремели выстрелы, часто про­стучал пулемет. Я упал на четвереньки и так пробежал с десяток шагов, а пули с силой бьют в стальную броню прямо над головой, отскакивают с таким громким щел­каньем и злым визгом, будто не пули, а снаряды.

Я чувствовал, как из захваченного здания следят с интересом и недоумением, а когда оттуда часто-часто простучал крупнокалиберный пулемет, сердце похоло­дело, это же полный капец...