Гай Орловский - Юджин — повелитель времени. Книга 5. Любовные чары

Мариэтта встретила меня на крыльце, выпалила:

— Синенко ранен, но не серьезно. А ты у нас дальтоник!

Я изумился:

—Ты чего?

—Обивка, — сказала она еще злораднее. — Там у дивана не коричневая, а желтая!

Я отмахнулся.

—Была коричневая, но кошка изодрала, пришлось натянуть новую. Уже желтую. Посмотри внимательнее.

—Какая... кошка?

—Мейнкун, — ответил я. — Мерзость, конечно. Кошка должна быть не крупнее цыпленка. Хуже мейнкуна только саванна, она еще и крупнее. Еще рэгдоллы довольно противные....

Она смотрела вытаращенными глазами, совершенно ошалев, но ответить не успела, от группы омоновцев бодро подбежал один весь в защитной броне, крикнул торжествующе:

— Наконец-то раскололи!

Я оглянулся.

— А-а-а, капитан... Драсьте. И в чем вы как бы раскололи?

Он вперил в меня пронизывающий взгляд.

— Вам пришлось признаться нашему сотруднику, что вы боец отряда особого назначения!

Я охнул.

— Вы что, всерьез?

Он ответил с ехидцей:

— Аппаратура нашего сотрудника все записала. Включить для освежения памяти?

Я огрызнулся:

— Это вам ее нужно освежить! Для вас это просто сотрудник, а вы хоть замечаете, что у вашего сотрудника сиськи третьего размера?.. И что ваш сотрудник вообще-то самочка? Весьма даже?.. Которых в старое доброе первыми с тонущего корабля спасали!

Он спросил с недоверием:

— Что, по размеру сисек?..

— В точку, — сказал я. — С третьим и четвертым — в первую очередь.

Он хмыкнул.

— Сейчас женщина за такой сексизм вас по судам затаскает. Настоящая феминистка скорее утопнет, чем позволит и себе подобное унижение!.. Так что вы с такими заявлениями поосторожнее, это я вам как самец самцу из чувства классовой солидарности...

— Благодарю, — ответил я угрюмо. — В общем, я ей соврал. А вы что, женщинам никогда не врете?.. Я вот всегда. Ибо консерватор, сейчас это снова модно, элитарно и гламурно.

Он сказал разочарованно:

— А зачем врать? Это чревато...

— А я люблю чреватости, — ответил я. — Когда нет футбола, то хоть хоккей, а если и хоккея нет, что ж, остаются женщины... Правда, рекомендую собаку завести. Она и любит бесплатно, и требований по­меньше.

— Это да, — подтвердил он. — У меня были жена и взрослая дочь, а после развода приобрел две собаки. Такие милые и обе преданные... Значит, вы не боец?

— Никаким боком!

— А то видео, что нам прислали из пригорода Парижа, фальшивка?

— Откуда я знаю? — ответил я с осторожностью. — Во всяком случае, меня там нет. Хотя, конечно, мне самому хочется сказать, что там я... это ж как хоть на минуту ощутить себя героем! Но, увы, я демократ и гуманист, по мне хоть все друг друга поубивайте, лишь бы мой домик и мой диван не трогали. И меня на диване...

Он помрачнел, сказал со вздохом:

— Да, свой домик и диван... Я себе уже купил там бассейн, теннисный корт и площадку для вертолета. Осталось только дослужить еще три месяца — и на пенсию! Дожить бы только... Ладно, у меня больше нет вопросов.

— Спасибо, — сказал я.

Он крикнул вдогонку, когда я отошел на пару шагов:

— Но это не значит, что у других их не будет.

— Отбрешемся, — заверил я.

Прибыли еще два микроавтобуса с экспертами и аналитиками, потом еще машина с чинами из управления города. Началась нервная суета, я оставался в сторонке, а Мариэтта, отыскав меня взглядом, подошла и встала рядом.

Из здания начали выносить в ящиках готовую и расфасованную продукцию.

Мариэтта подошла хмурая и чем-то раздосадованная.

— Из управления сообщили, — сказала она негромко, — Марат Хисамович не замешан. Обвинить его можно только в халатности, да и то с натяжкой. Том Фолкнер исчез без следа, явно был готов к такому варианту. Точно так же нет и следа еще троих, которые могут быть замешанными.

Я пробормотал:

—Даже не знаю, огорчаться или радоваться. Она сказала зло:

—Сбежали преступники!

—Мы вошли в новый мир, — напомнил я. — Даже, если точнее, нас внесло и тащит по подводным камням все дальше и быстрее. Старые нормы далеко не все действуют, сама знаешь... как в морали, так и в Уголовном кодексе, а новые мы еще не сформулировали...

—Из-за той сволочи могли погибнуть люди!

—То был их выбор, — возразил я. — Да, знаю, закон защищает и дураков... но почему-то дураков не отстра­няют от выборов президента, так что и такой мелочью, как свое здоровье, имеют право распоряжаться. Эвта­назию разрешили во всех странах!

Она сказала растерянно:

—Ничего уже не понимаю...

—Законы не успевают за нами, — напомнил я. — Ну и что, если Уголовный кодекс не пересматривали и там все еще полно статей за конокрадство?.. Зато нет для таких случаев. Это все на усмотрение таких, как мы.

—Я против!

—Я тоже, — признался я. — Не люблю ответственности. Мне и свою на кого-нить переложить... Но он ушел, а я ловить не стану. Он по-своему прав. Если пе­редо мной встанет выбор проголосовать ли за убийство десяти человек, чтобы спасти от неминуемой гибели миллион... то я знаю, как ты поступишь. И как все демократическое сообщество. А я вот не стану прикидываться больным или тряпочкой у порога! Я с болью в сердце проголосую.

Она отвела взгляд.

— Даже не говори, как проголосуешь. Не хочу даже слышать. Но куда он может прятаться в нашем насквозь просматриваемом мире?

— Догадайся с трех раз.

Она посмотрела в мою сторону зло.

— Заткнись.

— А что я сказал такого?

— Некоторые, — отрезала она с нажимом, — некоторые хитрые жуки как-то ухитряются.

Я сказал с безнадежной ноткой:

— Опять за рыбу гроши... Ему ж не только прятаться надо.

— Вот-вот, — ответила она сердито. — Ему работать восхочется. Продолжать! Хочешь сказать, покровители найдутся?

— Судя по всему, — сказал я, — уже нашлись. Давно. А у таких людей всегда есть запасные норы для бегства. Пришло время, в дело вступил план «Б». Ни одного дня не потеряно.

— Убийство Ширли Кассеро все еще не раскрыто, — напомнила она.

— Когда-то раскроется, — ответил я. — А пока, знаешь ли, я пас, советую и тебе завязать с этим.

— Что-о?

— На время, — пояснил я. — Есть же, как говорят политики, более неотложные вызовы. Карельдегинесли и убивает в конце концов, то дает сперва годы вообще-то великолепнойжизни!.. А другие просто убивают сразу, чтобы забрать кошелек.

Она фыркнула.

— Какая образность!.. Кошелек ты имеешь в виду не тот, что в облаке, а такой, какие носили всякие там маркизы?

— И глерды, — подтвердил я.

Она несколько мгновений смотрела зло, потом лицо расслабилось, а в глазах появилась усталость.

— Да, конечно. В нашем сумасшедшем мире есть угрозы более. Да, более. А это дело... не закрываем, а отложим.

Я обнял ее за плечи, слегка сжал.

—Все не успеть, мир слишком быстро меняется.